Как же их всех слизало!..
* * *
…Настреляли они немного. Троцкий вообще больше думал — сидя на ремённом сапожном стульчике или прохаживаясь с «зауэром» за кожаным скрипучим плечом, нарезая круги вокруг палатки: сначала всё дальше в степь, а потом приближаясь и приближаясь с каждым концентрическим кругом. В этой обстановке провожатому выхваляться в собственной меткости тоже было не с руки. Дичи набили немного. Парень старательно — надо же убить хотя бы время — выскубил и выпотрошил её, уложив голышом рядком в тенёчке и прикрыв полынью. В последнее утро он попросил у Троцкого разрешения приготовить шулюн не на примусе, к которому изначально отнесся с большим интересом, как будто это была новая, неведомая ему ружейная марка, а на костре. Троцкий разрешил — мне, повторюсь, довелось сидеть в кресле, с которого Леонид Ильич Брежнев с деревянной вышки (разве что лифта на ней не было!) стрелял через окошко прикормленных тут же, под вышкой, кабанов в Завидове: степень старения власти определяется тягой ее к комфорту — даже в стрельбе.
— И впрямь вкуснее, — сказал, принюхиваясь к дымящейся ложке.
Выпили — даже отоспавшемуся за двое суток шоферу опять перепало.
— Дичь забери с собой. Домой, — велел поводырю Троцкий, когда грузились в «бьюик».
Все хрестоматийно: Лев Давидович вел себя так же, как Владимир Ильич — страсть к охоте у власти всегда облагорожена благотворительностью и даже состраданием: вот и Брежнев из Завидова рассылал куски, неотравленные, даже своим потенциальным врагам.
Машина взяла направление прямо на Святой Крест: шофер у Троцкого, возможно, был вместе с «бьюиком» реквизирован у здешних степных князей.
— Дальше тебе со мной не надо, — проронил Троцкий поводырю на одном из поворотов и велел притормозить.
Парень вышел: отсюда до Левокумки ему рукой подать, он и сам не хотел ехать дальше с вождем, да сказать не решался.
— Прощай, — сказал Троцкий, когда тот со всем своим скарбом, включая мешок с ощипанными и потрошеными гусями и утками, выбрался из лимузина, но руку почему-то парню не подал.
Какое-то время земляк мой двигался вровень с медленно набиравшей ходу машиной.
— Погоди, — окликнул его через дверцу вождь. — На.
Вынул из кармана, отстегнул и вместе с серебряной цепочкой протянул серебряные карманные часы.
Тяжелую смуглую луковицу: с золотом-серебром у этих ребят изначально все в порядке. Не зря ведь многие из них происходили из ювелиров: нет бы пойти по линии Фаберже — подкупать, а не свергать, они же избрали второе. Проще, наверное, дешевле.
— Спасибо.
Машина резко прибавила скорости, обдав пешего охотника пылью и смрадом.