— Это будет справедливо, — повторил он.
Я слушал его и внимательно, и невнимательно. Теперь мне было понятно, почему Нина не приглашала меня тогда домой. Сначала я думал — презирала как плебея, держала на дистанции. Потом я думал, что она стеснялась внезапной нищеты. Теперь, пожалуй, надо думать, она просто не хотела, чтобы я там увидел Рудика или Вадика. Судя по всему, они живали у нее по временам.
Рудик хочет взять ее в жены? Кажется, так. Очень подмывало выложить ему результаты своего расследования. Коноплев отмахнулся. Кстати, я не понял: ему все равно или он прощает Нине это? Интересно, что скажет Гукасян. Правда, это будет классическая подлость с моей стороны. Кажется, никогда не делал таких откровенных, явных гадостей. Мои гадости всегда совершались при смягчающих обстоятельствах.
Очень подмывало. Что мне этот Рудик? Что мне его доверительность?
Подло, но зато справедливо. Он первый начал с этого. Справедливо. И вот что еще: само это слово намного мне интереснее, чем наверченная вокруг Майки ситуация. Справедливо! Именно с этим я сунулся к священнику. Пусть и неловко.
— Так что скажешь?
— А что я должен сказать?
Он засопел, разлил коньяк по рюмкам. Ему было трудно говорить. Это было так смешно, что я засмеялся.
— Хочу, чтобы ты согласился: будет лучше, если я на себя возьму заботу о девочке и Нине.
Он ждал моего ответа, я жевал виноградный лист с мясом. Очень вкусно. Но ежели вдуматься, то я сейчас продам своего, может быть, ребенка за еду. Правда, я недавно его продал вообще неизвестно за что.
— Скажи, Рудик, а вокруг тебя последнее время ничего странного не происходило?
Он смотрел на меня с болезненным непониманием в глазах. Я объяснил, что имею в виду. Я уже научился коротко и ясно формулировать свой апокалиптический интерес. Он грустно помотал головой, а потом встрепенулся:
— Два мальчика. Два мальчика уехали в Карабах.
— Зачем?
— Сказали, что там скоро снова будут стрелять. Хотят защищать. Ни с того ни с сего уехали. Хорошая московская работа, прописка, девушки — все было, а они — в Карабах.
Я съел еще одну виноградную колбаску.
— Да, так будет справедливо.
Он резко ко мне наклонился.
— Что будет справедливо?
— Больше ничего? Других таких случаев не было, странных?
Он явно был уже неспособен собраться с мыслями и всем своим видом просил его пожалеть — не путай меня, ответь!
— Не знаю я, что будет справедливо, Рудик. Одно могу сказать: я не буду девочку тащить к себе. Но если она сама…
— Нет, нет, — радостно засуетился он, — она тебя не любит, и Вадима не любит! Я сам у нее спрашивал!