— Делать экспертизу все же придется, — сказал тот, покрывая дымом три колбаски долмы у себя на тарелке.
— Слушай, ребенок…
— Я не ребенок, я уже девочка.
— Ладно, — кивнул я, — а как же это ты не проговорилась ни разу за все это время, что тебя перебрасывают от папы к папе? Болтала, вертелась и ни разу не прокололась?!
Коллегам тоже было интересно, они перестали есть и курить.
— Нина сказала, что убьет меня. Да я и сама.
— Что сама?
— Лучше, чем дома сидеть да бутылки сдавать и срач вывозить.
Предпоследнее слово было явно не из ее лексикона — не потому что грубое, а потому что взрослое.
— Она что, пьет? — заинтересовался Рудик. — Она ведь была чистюля.
— Запьешь тут. Парикмахерская ёкнулась, долги… — Коноплев снова выдохнул, и с каждым разом его дым становился еще гуще, как будто показывая, как темнеет у него на душе.
— По ней и не скажешь. Выглядит немного сердито, но хорошо. Злая, правда — но никаких признаков распада. Когда-то я был старше ее лет на восемь, сейчас уже, наверно, на пятнадцать, — сказал я медленно.
— Просто это от природы очень сильное и злое животное женского пола! — с неожиданной резкостью обернулся ко мне рыхлый Рудик. Стало понятно, что та история не окончательно им прощена и забыта, только растворилась в раздобревшем теле. И рассчитывать на его великодушное признание отцовства не стоит.
— Нет, — сказал Коноплев, чья память работала медленнее, чем у нас с владельцем кафе. — Сама-то она была — да, вся как из джакузи, но дома-то, припоминаю, был очень даже творческий беспорядок.
Вот оно что, я наклонил голову, чтобы ничего нельзя было прочитать по моим глазам. Этого удара я не ожидал. Я ведь думал, мы все тут в равном положении — плебеи, обслуга тела, не принятая никак на официальном уровне. Она выбегала к нам за ограду имения, где сидят за кофеем баре-родители. Оказывается, все не так. Коноплев был принят рангом выше.
— А чем Нина занимается сейчас? Чем зарабатывает? — спросил Гукасян у все еще не наевшейся девочки.
— Не знаю, — равнодушно сказала она. — Отдает меня на пятидневку — такая школа, а в субботу и воскресенье — вам, и куда-то бежит. А сейчас вообще карантин в школе. У нее футляр такой, — девочка раздвинула руки по куриной кости в каждой, — большой.
— Машины у нее нет, — сказал Коноплев.
— Продала, — подтвердила Майка.
— Деньги нужны, — зачем-то сказал я.
Фраза была дежурная, никакая, но Рудик вдруг опять взвился, пустил волну по телу:
— Ей всегда были нужны деньги, она всегда тратила больше, чем зарабатывала. Только из-за этого и в Пятигорск со мной поехала… Папа академик, папа академик! — Он осекся, а я снова склонил голову. Теперь у меня был повод порадоваться. Женщина была со мной не из-за денег.