— Она говорит: я трачу не больше, чем зарабатываю, а быстрее, — Майка взялась за мороженое.
Мы все посмотрели на нее — по-разному, но все без особой приязни во взгляде. Кажется, никому не хотелось быть отцом этого ребенка.
Смотрели и молчали. Сколько можно смотреть на девочку, пожирающую пломбир? Не так долго, как на текущую воду.
И вот она — неловкая пауза.
Первым очнулся Коноплев.
— А чего мы тут хотим высидеть? Дела-то давние, все уже таким пеплом присыпано.
— Но не можем же мы вот так просто взять и разойтись, — сказал Гукасян.
Все же удивительно, до какой степени у меня не было неприязни ни к одному из этих двух мужиков. Гукасян был прав. Мы были друг другу до фонаря, но никуда не денешься от тайной этой связи через Майку.
— Ну, тогда надо идти сдавать, — сказал Коноплев, кажется, он прочно начал овладевать местом самого решительного из нас троих.
— Что сдавать? — спросила Майка нагло облизывая ложку.
Коноплев посмотрел на нее, но ответил нам:
— Кровь, мочу, не знаю, или что там сдают, чтобы выяснить… родство.
Никто ничего не сказал, смотрели в пустую вазочку из-под съеденного мороженного. Майка встала и, буркнув: — «Туалет», — зашмыгала жуткими детскими подошвами по полу куда-то в угол за стойку.
— Или не идем? — Коноплев обвел нас требовательным взглядом.
— Ничего не хочу сказать, — сказал Гукасян, как бы смущаясь, — но где гарантия что под подозрением только мы трое. Ни на одного из нас троих она так уж выразительно не смахивает. Извините, армянки я в ней никак не вижу.
— Тогда я не буду видеть в ней ни молдаванки, ни белорусски, — хмыкнул Коноплев.
Я думал, что бы такое мне ввернуть со своей стороны, но зазвонил телефон.
О! Подполковник!
Он сообщил мне каким-то непонятно торжествующим голосом, что теперь ему все ясно с жертвами того взрыва на сборище пайщиков фирмы «Строим вместе». Мне было это все равно, но он не обратил ни малейшего внимания на мой тон. Он сообщил, что сильно ранены осколками разорванного автобуса не только четыре члена правления и главный бухгалтер, то есть люди в наибольшей степени виновные в разбазаривании средств, собранных у населения, но и «три представителя инициативной группы, которые полтора года водили за нос и инициативную группу, и основную массу пайщиков, а сами за это время получили квартиры в уже построенных домах».
— Понимаешь, только виновные! — крикнул Марченко так, что услышали даже мои собеседники.
— Ну и что?! — не сдержался и крикнул я в ответ. Коноплев и Гукасян деликатно подняли стаканы с выдохшейся минералкой.
— Как что, идиот! Понимаешь, все-таки началось!