Кончилось тем, что Иван Михайлович благополучно доставил свою гостью домой. В избе лиса забилась в самый дальний угол под кровать и просидела там весь день.
Появление у Мельникова нового «жильца» вызвало разговоры по всей деревне.
— Привязать её надо, а то уйдёт, — советовали соседи. — Выберет удобный момент — и улизнёт.
— Нет, неволить не буду, — отвечал Иван Михайлович. — У нас с нею вроде как добровольное соглашение. Нравится — пусть живёт, не нравится — пусть уходит.
Но лиса не уходила, хотя она могла бы это сделать тысячу раз: дверь избы то и дело открывалась и выбежать во двор можно было совершенно свободно.
Иван Михайлович отвёл для лисы на кухне уголок, постелил тряпки. Лиса знала своё место и проводила там большую часть дня, свернувшись калачиком.
Освоясь с непривычной для неё обстановкой, лисица стала выбегать во двор. Несколько раз она уходила за огород, но вскоре возвращалась обратно и, если дверь в избу была заперта, терпеливо ждала, когда её откроют.
Панический страх вызывали у неё собаки. Стоило ей лишь завидеть какую-либо дворнягу, как она стремглав бросалась в избу.
Казалось, что лиса стала ручной. Однако это было не совсем так. Она не хотела признавать никого, кроме Ивана Михайловича. Только ему она позволяла гладить себя и брать на руки, только от него брала пищу без опаски. Но стоило приблизиться к ней жене Мельникова или детям, как лиса принимала угрожающий вид и забивалась в угол.
Когда выпал первый снег, на улицу высыпали из всех домов ребятишки. Началось шумное веселье. Одни лепили снежных баб, другие играли в снежки, третьи возили друг друга на санках…
Иван Михайлович тоже вышел на улицу, чтобы покатать маленьких детей. Вслед за ним выбежала и лиса. Мельников взял её на руки, со смехом посадил на салазки и повёз по деревне. Лисе эта забава, как видно, очень понравилась. Ребятишки толпились кругом и визжали, а лиса как ни в чём не бывало сидела на салазках и спокойно посматривала по сторонам…
За зиму лиса раздобрела, похорошела. Рыженькая шубка её стала, густой, пушистой.
— Хороший воротник будет! — говорили соседи.
— Не за тем я её из леса сманил! — возмущённо отвечал Иван Михайлович. — Ни о каком воротнике и речи не может быть!
— Ведь всё равно убежит!
— Пусть бежит, — стоял на своём Мельников. — Невелика корысть — воротник…
Лиса и в самом деле убежала. Произошло это в марте. С приближением весны Иван Михайлович всё чаще начал замечать, как жадно принюхивается лиса к тёплому ветру, как всё дальше уходит она за огороды и подолгу смотрит на синеющий вдали лес.