Вяло перекусив супом, я выслушала виталиста — он попытался выжечь вирус, но только ускорил течение болезни — видимо, зараза вцепилась крепко и проще было переболеть, чем тратить на исцеление большой резерв. Лейб-виталист вызвал врача, и они вдвоем развели вокруг раздражающую суету, закончившуюся выпиской лекарств, которые я и сама знала, и строгим пожеланием не перенапрягаться, лежать в постели и честно отболеть несколько дней.
Я с чистой совестью пообещала, что так и поступлю, выпила жаропонижающее — температура была уже ощутима, а уж нос мой не пробивали никакие капли, нацепила маску и, чувствуя противную ломоту в костях и стараясь не чихать, поползла в лазарет.
По пути заглянула в бальный зал, впечатлилась. Интересно, хоть один большой праздник у нас пройдет без происшествий? Что у нас там следующее — день рождения Полли? Даже не знаю, что должно случиться, чтобы перебить явление гигантского муравья или массовую драку на коронации Василины, которой предшествовало умыкание Ани.
Я брела по дорожке черного облетевшего парка, кутаясь от порывов ветра в куртку и обвязав шею огромным шарфом, и мне было одновременно холодно и жарко, сильно лихорадило — лоб был весь мокрый. За мной медленно, подстраиваясь под мой неуверенный шаг, шли охранники. Кажется, идея с посещением Кембритча была глупостью. Но возвращаться обратно не было смысла — я уже прошла больше половины пути.
«И все равно ты хочешь его увидеть».
Увидеть не получилось. Я несколько секунд пялилась в стекло операционной, пока не сообразила, что он должен быть в реанимации. Пошагала туда, чувствуя, как свербит в переносице и между бровями, и опасаясь — а вдруг он будет в сознании? И увидит, что я пришла? И решит… да что решит-то, черт возьми? Я просто хочу убедиться, что с ним все в порядке, так что прекрати панику, Марина!
А вдруг решит, что я простила?
«Но ведь ты и на самом деле простила».
Но не забыла, что его нужно опасаться. Тем более, что он все еще помолвлен с Ангелиной. И спал с Катькой, чтобы выведать информацию о нас. И у меня есть Мартин. И…
«И еще тебе страшно».
— Добрый день, Ваше Высочество.
— Добрый день. Подскажите, пожалуйста, — голос у меня был замечательно гнусавый, будто я бормотала в бутылку, и дежурная медсестра взглянула на меня с впечатляющей смесью профессионального недовольства и почтительности, — в какую палату перевели после операции лорда Кембритч?
— В восемнадцатую реанимационную, — угрюмо и устало ответила медсестра, — но теперь его там нет.
Ладони мгновенно стали влажными, и я с ужасом поняла, что открываю рот и не могу вздохнуть — словно нахожусь глубоко под водой, и грудь сдавливает удушающей тяжестью, вспарывает изнутри острой, невыносимой болью.