— Ее сгубило то, что она была особенная? — попробовала угадать Рената, вспомнив, что он сделал ударение на этом слове. — Ты это хотел сказать?
Он пожал плечами.
— Не знаю я, что ее сгубило. Хотя… Я думаю, ее сгубило то, что она не умела плавать. Если бы она родилась женщиной, она бы, может, научилась. Но она была прирожденной русалкой, и вода была ее стихией — пока у нее были плавники. Без плавников она была беспомощна… Не надо было их выбрасывать. И ведь никто не заставлял ее их выбрасывать — а она взяла да и выбросила. Очень непредусмотрительная русалка, — он покачал головой. — Я с детства люблю эту сказку, Рената.
Рената улыбнулась, опять не улавливая хода его мыслей.
— Так напиши киносюжет на ее основе, — сказала она.
Он рассмеялся.
— Издеваешься? Кто же у меня купит такой сюжет? Они ведь ждут счастливого конца — по крайней мере, от меня. Для трагических фильмов у них есть другие авторы. Каждому свое, Рената. Один король не может царствовать в двух королевствах. — Он допил коктейль и посмотрел на часы. — Тебе пора закрываться на обед. Не буду тебя задерживать.
— Я не спешу, Габриэле…
Но он уже слез с табурета и шел к выходу.
— У меня тоже дела, Рената. Я, наверное, послушаюсь твоего совета — пойду распоряжусь, чтобы расставляли сети.
Вероника шла под ослепительным палящим солнцем, безучастно наблюдая, как лица, краски и солнечные блики мелькают вокруг нее. Шум машин, обрывки разговоров, звяканье посуды, доносящиеся из распахнутых окон ресторанов и пиццерий, — все это, наверное, называлось жизнью… Но какая жизнь может быть у мертвого города? Рим был мертвым городом. Город, у которого так много истории, не может быть живым. История — это камни, обломки угасших цивилизаций. Среди обломков ты и сам чувствуешь себя обломком.
Может, она и была обломком — обломком какого-то далекого, не познанного даже ею самой прошлого. Может, в ней сейчас жизни было не больше, чем вот в этом сухом фонтане посреди площади или в том старинном дворце с облупившейся штукатуркой и полуразрушенными скульптурами на крыше. Лучше нью-йоркские небоскребы, если уж на то пошло. Конечно, мало красоты в стекле и бетоне, но это, по крайней мере, сегодняшний день. Небоскребы не вызывают у тебя ощущения чего-то вчерашнего, чего-то «бывшего в употреблении», как исторические памятники этого так называемого «вечного города». Вечный город! Если Рим — вечный город, тогда вечность — это смерть.
Глупое слово «вечность». И глуп был тот, кто его изобрел. Наверняка он не видел дальше порога собственного дома.
Зачем она ездила на эти раскопки? Она поехала в Пьянуру