Живых опричников в комнате не осталось.
Я высунул голову в дверь и прокричал вниз:
– Комната свободна!
И в это время из противоположной комнаты с другой стороны двери загрохотали выстрелы. Мою дверь изрешетило картечью, мне оторванной щепкой разодрало щеку. Черт, в пылу схватки я как-то запамятовал, что на лестничную площадку выходят двери и другой комнаты. Слава богу, жив остался.
Я бросился к убитым опричникам, подтащил их пищали к двери и улегся, взяв в руки пищаль и прицелившись в дверь. Вот она приоткрылась, высунулся ствол, и в это время я спустил курок. Площадку заволокло дымом. Я схватил вторую пищаль и выстрелил сквозь завесу дыма туда же. Когда дым рассеялся, я увидел, что дверь распахнулась, пищаль лежит на полу, а за ней видна окровавленная голова.
Я взял в руки последнюю заряженную пищаль, выскочил на площадку, ударом ноги распахнул дверь шире и приготовился стрелять. У двери лежали двое убитых кромешников, а третий – живой – пытался вылезти в окно. Я выстрелил ему в спину, и он выпал наружу.
Отбросив разряженную пищаль, я подбежал к окну. Озверевшая толпа молотила уже убитого опричника дубинами, превращая тело в кровавое месиво. Все, второй этаж свободен.
Я крикнул сверху:
– Я спускаюсь – тут уже все мертвые, меня случайно не прибейте!
Держа в руке пистолет, я спустился вниз по лестнице.
Тем временем мужики обнаружили вход в подвал и теперь пытались выломать дверь. Когда же им наконец это удалось и они по лестнице ломанулись вниз, грянул выстрел, и первые в толпе упали, обливаясь кровью. В подвале тоже прятались кромешники. Но разъяренную толпу было уже не остановить. Узкая лестница вниз, в подвал, не могла вместить всех, но, сбивая с ног и давя друг друга, мужики лезли вперед. Конечно, грамотные ратники сумели бы оборонить узкий вход в подвал – для этого вполне бы хватило двоих, но опричники не были воинами. Вскоре всех их насмерть забили дубинами и зарубили топорами.
Из небольшой комнаты, похожей на канцелярию – со столом, бумагой на нем, – вели еще две двери. Распахнув их, мужики замерли на пороге, а потом стянули шапки и стали креститься.
Я заглянул через головы. Отвратительное зрелище предстало моим глазам. На дыбе висел окровавленный человек. В правое его подреберье глубоко вонзился мясницкий крюк, все тело было изрезано, глазницы пусты.
Ужас накрыл толпу невидимым крылом.
Самые смелые вошли во вторую дверь и тут же выскочили. Их рвало, лица были искажены.
– Там…
Я подошел. В здоровенном котле с еще теплой водой плавали два обнаженных трупа, а в углу комнаты лежала голая женщина со вспоротым животом. Мерзость какая-то, человеческий мясокомбинат. Я даже слов подходящих подобрать не мог для описания этих комнат и этого подвала, в которых именем государя творились немыслимые зверства.