— Саша, так что тебя смущает?
Его смущает очень простая вещь:
имеет ли он право обращаться к Зубину за помощью.
— Многое… Мы не мальчики, и мне важно знать, кто ты? Эсдэк[13]?
— Сразу видно, контрразведка. Нужна точность?
— Лично мне, Андрей. Мне лично, понимаешь?
Зубин начертил костылем несколько палочек. Перечеркнул частокол.
— Хорошо, раз тебе… Будем говорить — эсдэк. Еще точней: сочувствую газете «Звезда». Доволен?
— Дело не в том, доволен ли я… Спасибо, что сказал. «Звезда» — значит, с Лениным и Плехановым?
— Осведомлен.
— Приходилось проглядывать литературу.
— С грифом «Для внутреннего пользования»?
— С ним… Не думай, я не слепец, вижу продажность начальства, жадность барахольщиков, забитость народа… Все это я вижу.
— Добавь: народа, до которого никому нет дела.
— Пусть так, но пойми, за словом «Россия» для меня стоит кое-что еще. И это кое-что я так просто не отдам… Это кое-что может понять только тот, кто месил эту грязь. Кто ходил по этим улицам. Вдыхал этот воздух. Тот… Это нельзя объяснить, Андрей. Нельзя определить словами, разжевать. Это Россия и… Зрящий да узрит. Это слишком дорого… Вы же… Если идти до конца и отбросить фразы, вы хотите разрушить Россию…
Зубин следил за вздрагивающими, будто пытающимися запрыгать по дорожке листьями. Вздохнул.
— Саша, ты опутан предрассудками, не буду пока их трогать… Хорошо, ту Россию, которая есть, мы действительно хотим разрушить, — отогнул халат, показал на груди шрам от пулевого ранения. — Не думай, что только ты ходил в атаку. Мне тоже приходилось считать дырки, и это не одна, есть еще… На ящиках с динамитом спать приходилось, кровью харкать после побоев, — усмехнулся, стал вдруг совершенно спокойным, — Саша, я тебе открылся, поэтому мне терять нечего… Скажи, теоретически — ты мог бы достать чистый паспорт?
— Чистый паспорт?
— Да?
— Тебе?
— Повторяю, мой вопрос пока лишь теоретический.
— Н-ну… Наверное, мог бы.
Некоторое время они сидели молча.
— Ладно, — Зубин улыбнулся. — Будем считать, этого разговора не было.
— Хорошо. Как прикажешь.
— Вернемся к татарину.
— К японцу.
— Прости, к японцу. Ты говоришь, он шпион?
Что ж, подумал Губарев, теперь легче, по крайней мере они объяснились. Насчет же паспорта — все ясно…
— Шпион, но я ничего не могу понять. На нашем аэродроме Ахмета интересовало одно: воздушные змеи системы Ульянина. Если рассуждать Здраво, змеи системы Ульянина не могут интересовать иностранную разведку.
— Ты прав, агрегат не ахти.
— Ахмет же интересовался только змейковым сектором.
— Может, только показывал, что интересуется?