— Господин атташе, я готов ответную. Может быть, поставим?
Танака глянул мельком, взгляд для понимающего человека — страшный. Атташе понятия не имеет, что Губарев изучал синтоизм. Иначе он бы так не посмотрел, для японца этот взгляд означает смерть. Вот, будто что-то переборов в себе, отставил кий. Уголки глаз дернулись.
— Приятно удивлен, я уже забыл, когда проигрывал. Бейте, князь, прошу.
— Извольте, — пригнувшись и почти не целясь, Губарев сильным ударом вогнал шар в лузу. — Реванш?
— Пожалуйста, в любой день. Надеюсь, предупредите? Имею честь.
Танака чуть заметно поклонился и вышел. Губарев облегченно вздохнул: такой уход был залогом, что они еще встретятся.
После, в варьете, Стэнгулеску без конца обсуждал партию и собственные переживания. Перед самым разъездом, когда граф окончательно напился и бессмысленно таращился на бутылки, официант положил перед Губаревым записку. Шепнул: «Велено передать-с», — и тут же исчез. На бланке с вензелем неровно и наискось было написано: «Удивлена. Может быть, хоть сегодня вы меня проводите? П. С.».
Повертел бланк, подумал мрачно: кажется, это судьба. Именно сегодня он хотел наконец-то в подходящей обстановке поговорить со Ставровой и, если разговор повернется в нужную сторону, попросить ее о помощи. Помощь ему нужна сейчас позарез.
Выйдя в три, около получаса он простоял среди колонн у выхода. Ставрова, как всегда, вышла в половине четвертого. Гости уже разъехались, у тротуара, как обычно, скучал одинокий экипаж. Увидела Губарева, нервно кивнула, взяла под руку. Подошла с ним к пролетке, он помог ей сесть, опустился рядом. Ставрова подняла глаза.
— Вы заставляете очень долго ждать.
Возможно, это игра, но нарочно посмотреть так, как она сейчас смотрит, нельзя. В глазах горечь, настоящая горечь.
— Как раз сегодня я хотел с вами поговорить. И поговорить серьезно.
— Разве со мной можно говорить серьезно?
Оставил вопрос без ответа, покачал головой.
— Наверно, мы куда-то поедем? К вам или ко мне?
— Давайте ко мне, если хотите.
— Извозчик, будь любезен, Ростанная, двадцать семь.
— Слушаюсь, барин… Н-но, пошла!
Кобыла легко взяла пролетку, зацокала по брусчатке.
— Откуда вы знаете мой адрес? — серые глаза смотрят настороженно.
— Мне уже приходилось вас подвозить. Когда мы вместе удирали от Десницкого.
Цоканье копыт, вздрагивание пролетки… Улыбнулась растерянно.
— От Десницкого? Не понимаю.
— Пролетка, лихой кучер, его звали Саша. Неужели не помните?
Смотрит в упор, ничего не понимая. Губарев улыбнулся:
— Без бороды человек всегда выглядит по-другому, так ведь? Неужели вы не помните голос? У вас ведь хороший слух?