И еще в то время я обязан был лезть из кожи вон, чтобы радовать маму — вот-вот должна была родиться моя сестренка. Я заметил это и страшно злился, потому что, сколько себя помнил, нас всегда в семье было трое. Правда, когда родилась сестренка, мне это оказалось на руку — отцу с матерью стало теперь о ком заботиться и кроме меня и мне стало проще улизнуть из дому вечером повидаться с девчонкой, которую во время этой кутерьмы мне удалось подцепить. Она работала в ресторане, и я, черт возьми, с удовольствием пробирался к ним на кухню и помогал ей мыть посуду.
Господи, стоит ли продолжать?! Я подумал: пока сижу тут в тюрьме, напишу-ка историю своей жизни, и, когда моя младшая сестренка подрастет и, возможно, прочтет ее, быть может, она поймет, что я никогда не хотел быть хорошим мальчиком. Только все это без толку. Ну что я тут написал — неразбериха какая-то; и что я хотел всем этим сказать, никому не понятно. А хотел объяснить я только одно: я никогда не хотел быть хорошим мальчиком, но как это объяснишь?
Я убил ту девчонку. Убил. Потому что она уши мне прожужжала, что гуляет только со мной, а я ее расколол. И что я сделал? Может, я вспомнил, что никогда не был хорошим мальчиком? А может, вспомнил, как ребята просветили Падди Эванса, что жена его гуляет с адвокатом, который купил ей шубу, на что Падди ответил, что хорошо бы адвокат купил ей еще и муфту? Может, я это вспомнил? Нет, не это. Мне ведь подавай справедливость, как отцу и матери, когда я или кто еще их околпачит. Господи, я убил эту девчонку и почувствовал, что никогда в жизни еще не был лучше и чище, чем теперь. Могу поспорить, точно то же самое чувствовал и отец, когда, бывало, задаст мне трепку. Я никогда не хотел быть хорошим мальчиком, но вот пришло нечто вроде испытания, и я понял, что все-таки я хороший мальчик. Я поступил правильно. Я повторял это снова и снова и следователям, и адвокатам, и врачам, а они мне не верили. И что вы думаете? Они сочли меня чокнутым. Чушь какая-то! Я сказал им, что никогда не был хорошим мальчиком, вот только один раз, когда поступил правильно: точь-в-точь как учили меня отец с матерью. Когда убил эту девчонку.
Господи, неужели никто никогда этого не поймет? Неразбериха какая-то, а мне так хочется объяснить. Я никогда не хотел быть хорошим мальчиком.
Никогда в жизни я так не волновался, как в тот раз, когда мама посадила нашу курицу высиживать яйца.
Наседку — черный орпингтон — мама пристроила в курятнике в самом теплом углу нашего двора! Поздним вечером мама понесла ее туда — мы с братом шли рядом со свечами в руках — и подложила ей тринадцать яиц. Утром мы побежали смотреть, что творится в курятнике: до чего же мы обрадовались, когда увидели, что наседка чинно восседает на яйцах и будто даже потолстела.