Но к радости примешалась тревога — из-под курицы выглядывало одно яйцо. Да и потом как ни сунемся в курятник, так из-под нее торчит яйцо. Но это не беда, лишь бы знать, что оно каждый раз одно и то же, ведь мама положила тринадцать только для проверки: вправду ли тринадцать — несчастливое число; пусть будет одним цыпленком меньше, ничего страшного не случится. Но мы же не знали этого наверняка и по дороге в школу гадали: а вдруг курица всякий раз охлаждает другое яйцо — тогда она вообще ни одного не высидит.
А еще нас с братом волновало, как заставить курицу поесть. Положим ей корм возле щели в курятнике, а она будто и не замечает. Подождем немного, станет она есть или нет, и уходим, а вернемся — корм на месте. Но даже если он исчез, кто поручится, что его не склевали воробьи. То и дело заглядывая в курятник, мы замечали, что курица все худеет и худеет, ну а если видели, что из-под нее торчит не одно яйцо, а два, тут уж было ясней ясного: тревожься не тревожься, цыплят нам все равно не видать. Кто ж ее знает, вдруг она так глупа, что возьмет да и уморит себя голодом.
Но вот однажды, в субботу утром, когда цыплята вот-вот должны были вылупиться, стряслось такое… Мы с братом кололи во дворе щепу, и вдруг брат говорит: «Смотри!» Гляжу — вот те раз! Курица разгуливает взад-вперед в загончике возле курятника!
Мы решили: она голодная — и опрометью за зерном. Так она нет чтоб склевать его — давай кудахтать, а подойдем поближе — и вовсе носится как угорелая. Мы бегом к маме, рассказали ей обо всем, а она и говорит: «Оставьте курицу в покое, она сама вернется к яйцам». Мы снова во двор и наблюдаем: курица все взад-вперед, взад-вперед, мы опять к маме. Мама поглядела на часы и говорит: «Погодите минут пять, посмотрим, что будет».
А курица все мечется, мечется по двору — просто сердце разрывается. Господи! Еще немного — и яйца совсем остынут. И все-таки мама уговорила нас подождать еще пять минут, а потом вышла, и мы вместе принялись загонять курицу в курятник. Но только все без толку, она носится и носится как чокнутая, тогда мама и говорит: «Оставим-ка ее в покое — может, обойдется». Вернулись мы в дом, смотрим на часы: а курица-то ушла с гнезда минут двадцать назад, не меньше,— яйца уж наверняка ледяные! А чуть позже подходим к курятнику и просто глазам своим не верим. Наседка не кудахчет и не бегает взад-вперед, а замерла, точно пытается что-то вспомнить, и вдруг как кинется к щели в курятнике и мигом в нем исчезла.
Тогда уж мы сами будто чокнулись от радости, но вскоре угомонились и уже говорили шепотом и щепу кололи подальше от курятника, чтоб не потревожить наседку, правда, то и дело возвращались во двор, подкрадывались к курятнику и потихоньку наблюдали за ней; и теперь нам казалось просто чудом: курица сидит на яйцах! Хотя одно яйцо все-таки из-под нее выглядывало.