— О! Посмотрите! — воскликнула мисс Смит.— Наконец-то луна! Ну до чего, до чего же красиво! А теперь ни звука, и я обещаю молчать. Надо совершенно забыть обо всей этой мерзости — просто не представляю, что это на меня нашло. А знаете,— прошептала вдруг мисс Смит,— не могу объяснить почему, но луна рождает во мне странные фантазии: мне чудится, будто я слышу Шопена.
Не беспокойтесь — мы мимоходом
Летним погожим утром Эдвард Корри, сельский отшельник, высокий статный старик — точь-в-точь политический деятель в отставке,— выглянул из спальни на веранду своего старого маленького — всего две комнаты — дома и обнаружил, что на раскладной кровати кто-то спит. Что это за троица — неизвестно: лежат на спине под натянутым до самого подбородка покрывалом, да еще в темных очках. Нет, пожалуй, никто из них ему не знаком… Но до чего ж им тесно. Жаркая, липко-противная пора. Эдварду стало не по себе, и, как был в тапочках, он поспешил выйти во двор. Ясно пока одно: незнакомцы молоды и между ними, кажется, женщина.
Огромный участок, обнесенный дряхлой изгородью, обитатели пригорода прозвали уголком Корри, а для Эдварда это было все, что осталось от дедовой фермы — он изучил ее вдоль и поперек еще в школьные каникулы лет шестьдесят назад, а то и больше. Эдвард помнил выгон с ручьями, деревья — среди них и те, что росли испокон веку,— кустарники на склонах холмов, а еще вспоминались дедовы коровы, и сад, и как однажды убирали пшеницу. С той поры многое необъяснимо переменилось, да и бульдозеры «потрудились на славу»: куда ни глянь, вместо бурных зарослей прилизанные холмы, усеянные черепичными крышами. Их вид не радовал Эдварда, и он редко выходил из дому, разве что полчаса на рассвете посидит под соснами, пока шум одиноких машин не перерастет в оглушающий рев. А если ветер подует с шоссе, он принесет еще и запах гари. Щиплет глаза, закладывает уши — куда мы идем!
У Эдварда вошло в привычку выходить поздним вечером на прогулку; он брел, загребая носком ботинка сосновые иглы, и влажный воздух наполнялся их благоуханием; цепочки ярких огней вдоль шоссе напоминали Эдварду былые времена, когда разноцветные огоньки предвещали радость, безудержное веселье. А здесь на шоссе пустынно, лишь изредка пронесется машина или пройдет одинокий прохожий — ни радости, ни веселья.
Эдвард вернулся в дом и, к своему удовольствию, обнаружил, что незнакомцы ушли. Покрывало помялось, и Эдвард мельком взглянул на кровать: может, на ней не только отдыхали? Нет, слава богу, нет. Но тут он заметил, что на столе рядом с батоном — он стал короче — лежат темные очки; Эдвард направился к спальне и на пороге удивленно замер: с ночного столика исчезла мелочь. И вдруг Эдвард опешил: на его кровати, завернувшись в одеяло, лежал какой-то человек. Эдвард подошел поближе и неуверенно коснулся его рукой: веснушчатый, с золотисто-рыжими волосами парень мгновенно проснулся и на пристальный взгляд хозяина ответил дружелюбнейшей улыбкой (лазурные глаза, белоснежные зубы!). И тут же, не вымолвив ни слова, завернулся в простыню и одеяло, перевернулся на другой бок и уснул.