— Эх ты ж, скотинку жаль, — озвучил я непонятно отчего пришедшую в голову мысль.
— Вашбродие, вы не ранены? — спросил молодой пацан в старинной форме.
— Нет, а что случилось-то? — спросил я, уже зная ответ.
Память услужливо подсказала, что на конвой на ночевке напали чеченцы, случайно или может намеренно, взорвав выстрелом из ружья бочонки с порохом, которые с ней и перевозили. А еще память кричала, что это еще не конец.
И точно, в кругу света от разбросанного взрывом костра, в котором как бараны столпились перепуганные солдаты, мелькнули тени всадников. Началась беспорядочная с нашей, и прицельная, хоть и на скаку, стрельба со стороны противника. Несколько бойцов упали. А всадников, в этот раз не менее десятка, вынесло точно на меня.
Тут уж заботиться о коняшках возможности не осталось. Я просто тупо рубил все что двигалось. Но когда показалось, что уже удалось отбиться, артиллеристы, хатт их душу, вспомнили, что у них пушка имеется[173], и саданули по нам картечью. От двух пуль я увернулся, еще одну отбил. Но двум оставшемся к тому моменту в живых чеченам, шести коням и давешнему солдатику так не повезло.
— Господин хорунжий, я, видать, умираю… Верно ведь? — спросил тот, пытаясь зажать рану в животе.
— Да, — не стал я обманывать мальчишку.
— А вы мне скажите, — слабеющим голосом, вновь спросил он. — А правду бают, что вы с нечистью знаетесь? Мужики говорили…
— Нет, — ответил я, и, видя страх и недоверие в глазах, из которых уходила жизнь, добавил. — Врут они все. Не могу я знаться с нечистью, боится она меня. Потому как я ее не боюсь. И ты ее не бойся. Будь сильным. Ведь смерти нет, есть Сила.
Малец через боль сумел улыбнуться, и так и ушел из жизни с улыбкой на лице. На моем лице, лице того, кем я был до смерти в своем мире, и до попадания. А я прикрыл глаза от яркого света залившего все вокруг.
В морозной вышине сверкало солнце, рассыпаясь мириадами слепящих искр по полям и заснеженному лесу за ним, и лишь тревожный звон колокола и черный дым над деревней на том берегу нарушали идиллическую картину. А за спиной, уже многоголосо раскатывалось «ура». И я, повинуясь общему настрою, пришпорил коня, и помчался вперед…
Сколько подобных видений сменили друг друга, я перестал считать где-то после не известной мне битвы с монголами, но во всех неизменно присутствовали две вещи: война и снег. А еще была Сила, разные ее применения, о многих из которых я и не догадывался. Единственное, что я знал точно, это были мои предки, практически все в той или иной степени форсюзеры, применявшие свой дар для защиты Родины. У кого он проявлялся спонтанно, как у моего прадеда под Сталинградом, у кого был неплохо, даже по джедайским меркам, развит, как у того казачьего хорунжего пластуна и характерника