Обед не стал более праздничным от присутствия де Витта, который просто брызгал самодовольством и метал на Стерна с Саймоном свирепые взгляды, хотя, к общему облегчению, Сесилия отсутствовала, сославшись на мигрень. Миссис Баннермэн выразила неодобрение подобному проявлению слабости, запретив дворецкому отнести Сесилии поднос.
— Если у нее мигрень, она, конечно, не будет есть, — удовлетворенно фыркнула она, ясно дав понять, что, как ни велика Кайава, даже ни одна чашка чая не покинет кухню без ее ведома.
По каким-то причинам, известным только ей, миссис Баннермэн принялась хлопотать над Саймоном, как только он появился перед обедом вместе с Алексой и Линкольном Стерном.
— Вы, должно быть, измучены после столь долгого путешествия, — сказала она, когда он пожал ей руку. Она говорила очень медленно и отчетливо, подчеркивая каждый слог, словно давала урок произношения.
— Ну, не совсем, — смиренно ответил Саймон. — Я отдохнул и прекрасно себя чувствую.
— Вы молоды. Ваши силы восстанавливаются быстро. Меня бы перемена климата раздражала, но вы, полагаю, к ней привыкнете.
Изумленный, но польщенный столь неожиданной любезностью, Саймон стал озираться в поисках помощи, однако не нашел ее.
— Вообще-то, здесь не такая большая разница, — сказал он.
— Надеюсь, вас удобно устроили, мистер Вольф, — она произносила скорее «Вульф» на немецкий манер, придавая звучанию нечто иностранное к экзотичное. — Если вам что-то понадобится, дайте мне знать, и я объясню слугам.
— Думаю, я сам справлюсь, миссис Баннермэн, спасибо вам.
— Какой стыд, что здесь, в Америке, никто не знает иностранных языков, в то время как большинство иностранцев говорит на таком хорошем английском. Ужасно жаль, а вы как думаете?
— Возможно, — с отчаянием произнес Саймон.
— Вы слишком добры. За обедом садитесь рядом со мной. Если вы чего-то не поймете, вы должны спросить у меня. Алексе бы следовало дать мне знать, и я бы велела повару приготовить для вас что-нибудь особенное, чтобы чувствовали себя как дома. А может быть, на завтра, если вы останетесь.
— Она думает, что я иностранец, — прошептал Саймон на ухо Алексе.
— Не знаю, почему. Я просто сказала, что ты занят в художественном бизнесе.
— Возможно, она считает, что все дилеры от искусства — иностранцы, — сказал Саймон, но прежде, чем он успел развить тему, миссис Баннермэн, разыгрывая безупречную хозяйку, снова подозвала его к себе, дабы подвергнуть его допросу с пристрастием по поводу ценности картин Баннермэнов. Она говорила так медленно и четко и делала так много пауз, на случай, если понадобится повторение, что казалось, будто она разговаривает с ребенком.