.
— Мне самому трудно принять, что Роберт настолько глуп или настолько зол. Честно говоря, боюсь, что за это ответственен я. Видите ли, я не сказал Роберту всего, что узнал в Ла Гранже, или о чем догадался… — он деликатно кашлянул, — о вашем отце, и так далее. Я думал, что спасаю вас от морального убийства. — Он нахмурился. — Я не сознавал, насколько далеко он способен зайти, если я не принесу ему добычу.
— Добычу?
— То, из чего он мог извлечь пользу. Факты о вашем браке. О вашем отце.
— Каком браке? — спросил Саймон. — И при чем тут ее отец?
Открылась дверь, и вошел врач в сопровождении медсестры. Теперь, когда им было известно, кто такая Алекса, с ней обращались как с некоей драгоценностью.
— Закройте глаза, миссис Баннермэн, — предложил врач. — Думайте о чем-нибудь приятном.
Она попыталась. По правде, операция вовсе не была болезненной, хотя прикосновение инструментов вызывало у нее тошноту. Она слышала металлическое клацанье, всякий раз, когда врач бросал дробину на поднос, однако, несмотря на его совет, ни одной приятной мысли не приходило ей на ум. Она, конечно, знала, что Букер был послан раскопать всю грязь, какую сможет найти в ее прошлом, но она никогда не представляла, что он способен не довести свои открытия до Роберта. Теперь она поняла наконец стратегию Роберта: тянуть время, притворяясь, что он согласен разделить контроль над состоянием, выстроить против нее обвинение, чтоб он мог либо шантажом принудить ее к повиновению, либо уничтожить ее через прессу — а если ничего не получится (как и случилось), просто ликвидировать ее. Она обманулась в его характере, который, должно быть, всегда являл собой сочетание двуличности и абсолютной безжалостности.
Артур предупреждал ее об этом, но она убедила себя, что он преувеличивал. Должна ли она теперь бежать, уехать куда-нибудь, может быть, в Европу, и предоставить всем этим заниматься юристам? Но это значит — оставить Роберта безнаказанным за организацию покушения на нее. И что мешает ему повторить попытку?
— Сейчас будет немного неприятно, — услышала она слова доктора к в следующий миг ощутила боль, такую резкую, что должна была сдержать дыхание, чтобы не закричать. Она открыла глаза и увидела, как врач склонился над ней: на его бровях блестели капли пота, глаза были сильно увеличены мощными очками, хирургические перчатки покрыты кровью. Яркие лампы ослепляли ее, вызывая головную боль, но она предположила, что худшее уже позади. Переведя дыхание, она закрыла глаза, но затем почувствовала еще более острую боль, проникающую в ногу все глубже и глубже.