На станции Верхний Баскунчак мы и познакомились. Долгие годы работали вместе…
И в наши тихие края пришла война. Она была совсем рядом, на противоположном берегу Волги…
В начале августа 1942 года, во время моего дежурства по районному отделу НКВД, раздался телефонный звонок:
— НКВД? Алло, это НКВД?
— Да-да! Вам кого? — спрашиваю я.
— Начальника.
— У телефона оперативный уполномоченный сержант государственной безопасности Щипков.
Слышу взволнованный голос:
— Товарищ Щипков, говорит директор совхоза-104. Срочное дело… На полях совхоза приземлился парашютист. Не знаю чей. Может, наш, а возможно, немец. Приезжайте!
— Встречайте у конторы. Выезжаем…
Доложил Акифьеву. И через несколько минут после этого короткого телефонного разговора красная «пожарка» мчалась по дороге в совхоз.
Ехали молча. Одни и те же мысли беспокоили и Акифьева и меня: если наш человек, то зачем ему спускаться на парашюте? Вот если самолет потерпел аварию — тогда, конечно, другое дело, парашют необходим… А если немец? Враг?.. Фашисты-то уже к Волге рвутся. Ни у Акифьева, ни у меня, в общем-то, почти никакого опыта. Ни разу еще не видели живого шпиона или диверсанта. Тут и задумаешься…
Через станцию часто проходили переполненные составы, главным образом с эвакуированными. Вот и недавно, в конце июля, пришло сразу несколько составов.
Лето в Заволжье было щедрым. Война и все ее беды еще не докатились сюда в полной мере. Мясо, масло, молоко, хлеб, арбузы… Голодным не будешь. И тишина стоит.
Многие из эвакуированных решили остаться в этих местах. На станции в ожидании транспорта, чтобы добраться до колхозных и совхозных усадеб, скопилось большое количество беженцев со своим домашним скарбом.
Все пространство вокруг станции к ночи превращалось в большую постель. Мерцали звезды. Из степи доносились запахи скошенной пшеницы и полынка.
И вдруг, едва люди заснули, — фашистские стервятники! Они стали утюжить станцию, лагерь беженцев. Поднялась паника, степь огласилась криком и стонами… Этого не забыть… Что, если кто-то сообщил врагу о скоплении людей?..
Едва машина остановилась у конторы совхоза, как подбежал директор.
— Вон где опустился! — Он показал рукой в степь, над которой сквозь облака пробивались лучи солнца.
— Что там? — поинтересовался Акифьев.
— Наш чабан живет. Казах. У него парашютист и приютился. Говорит, до вечера. И будто тоже казах.
— А как же вы узнали? — спросил я.
— Чабан послал ко мне паренька.
«Пожарка» помчалась в степь, оставляя за собой черный шлейф пыли.
О конспирации нечего было думать. Все как на ладони: хоть на машине, хоть верхом — все равно видать. Степь ровная, как стол. Поэтому оставалось только спешить. И шофер «газовал»!