— Все-таки многое несправедливо в нашем мире, — жаловался Геттель, — стоило только гауптману Зиберту приехать в Ровно, как он сразу встретил такую прелестную девушку. А я сижу здесь бог знает сколько и не завел ни одного интересного знакомства. — Майор печально вздохнул. — Скажите, пожалуйста, как это ему удалось?
С самым беспечным видом Валя пересказала основательно разработанную «историю» своего знакомства с женихом.
Не приживись за Геттелем репутация соглядатая, его расспросы можно было принять за чрезмерное любопытство, и только. Но что на самом деле скрывалось за ними? Обычная подозрительность профессиональной ищейки или серьезное подозрение? Немаловажное значение имело и то, кому докладывал Геттель. Одно дело, если он осведомляет обо всем неладном кого-либо из высших чиновников РКУ, другое дело — абвер, и уж совсем скверно — если гестапо или СД.
Валя понимала: в любом случае нужно немедленно предупредить Кузнецова.
Между тем они подошли к дому Вали. Прощаясь, «рыжий майор» выразил надежду, что фрейлейн Валентина устроит ему при случае встречу с Зибертом.
Валя обещала.
В тот же вечер девушка подробно, не пропуская ни малейшей детали, передала Николаю Ивановичу содержание встревожившего ее разговора.
Командованию отряда было над чем задуматься. С одной стороны, кроме расспросов Геттеля, ничто не давало основания полагать, что Зиберт выслежен и разоблачен. Иначе не гулять бы ему по улицам Ровно, а сидеть на Почтовой, 26, где размещалось гестапо. С другой стороны, могло быть и так, что гитлеровцы «зацепили» его, но не имеют серьезных доказательств, что перед ними советский разведчик, и выжидают. Наконец, имела право на существование и третья, самая правдоподобная, версия, что Мартин Геттель вел непонятную игру пока самостоятельно, до поры до времени никого в нее не посвящая.
Тщательно взвесив все «за» и «против», в отряде склонились в пользу третьей версии и рекомендовали Кузнецову пойти на встречу с Геттелем, не теряя, разумеется, благоразумия.
Вот тут-то фон Ортель и сделал шаг, который в условиях фашистской Германии, где соглядатайство было нормой поведения, следовало расценить как высшее проявление дружбы и доверия.
— Я хочу дать вам добрый совет, Пауль, — сказал штурмбаннфюрер Зиберту наедине, — вернее, не вам, а вашей невесте. Последнее время ей оказывает всяческое внимание майор Геттель.
Зиберт оскорбленно выпрямился:
— Ревновать фрейлейн Валентину, мою невесту, к майору…
— Успокойтесь, Пауль. При чем здесь ревность? Речь идет совсем о другом. Я ваш друг и именно поэтому желаю фрейлейн Валентине держаться подальше от Геттеля. Я встречал этого парня в «доме Гиммлера» на Принц-Альбрехтштрассе. Прикажете разъяснить, что это значит?