На трассе Эдик тосковал не долго — его подхватил тормознувший Камаз. Водитель-грузин, сочувственно цокая языком, предложил облить распухшую почернелую руку спиртом или бензином. И поджечь. «А нэ то гарэна, слюшай, да? Отрэжут».
Эдик в полузабытьи, закрыв глаза, скрипел зубами и отгонял назойливые мысли о каре Божьей. Конечно, мало он спас этой рукой умирающих шедевров живописи, но если ее отрезать, она и вовсе ничего не спасет. Мысли в голове скакали и путались на каждой колдобине, что проскакивали колеса грузовика. А если руку придется ампутировать?! Не может такого допустить Господь. Разве не богоугодным делом занимался Эдик всю жизнь, сколько новых «старинных» икон написала его рука? Правда, смущало то, что почти все знакомые Эдика уверяли его в том, что Господь покарает его за подделки, но у этих злыдней зависть явно сбивала с толку соображалку не в ту сторону. Мысли расплывались, размывались волнами боли, но Эдик, баюкая черную руку, упорно выискивал смысл, или иначе — промысел Божий — так сильно хотелось спасти руку. Грешная или святая? От этого ответа зависела его судьба — так виделось поврежденному гадючьим ядом разуму. И лишь перед самой больницей, куда уже причаливал, гудя, словно пароход, его грузовик, сознанию Эдика открылась истина, — без руки он спасет гораздо больше, неизмеримо больше картин! Это же ясно! Она только отвлекает на отдельного, какого-нибудь полузабытого Ван Гога. Естественно, что Господь возмутился таким бездарным расфукиванием сил и времени. Что он делает, этот Эдуард? При его-то возможностях?! Это же…наркомания. Так вот она и подползает — как сказал бы любой православный батюшка — подкрадывается, бес такой, маскируясь трудолюбием… Ведь Эдику нравится, очень нравится подделывать картины — и чем же он отличается от тех придурков, что ширяют в вену героин на задворках парижского театра «Олимпия», или от других, что сидели с высунутыми языками и бессмысленным взглядом на концерте этого пиликалки Распроповича? Они…просто тупо балдели, и он…выходит, тоже тупо балдеет, глядя, как под кистью рождается клон Ван Гога. Да, рукой много не спасешь. Она мешает. Он…должен руководить спасением шедевров. Вот — смысл черноты. Решено, больше он не уступит в спорах с Пузыревым. Он понял и раскаялся. Он будет руководить.
Открытие это принесло успокоение. Теперь, когда он понял этот Знак, руку Господь не отнимет. В этом нет уже никакого смысла. Он же понял. Да и как подписывать бумаги без правой руки? Эдик окончательно успокоился. И поэтому молодого врача аж отшатнуло изумление Эдика, когда осмотр руки закончился безапелляционным приговором: — Если хотите жить, руку придется срочно ампутировать!