— Я не сомневаюсь, — залепетала Людмила Марковна.
— Мы бассейн выкопали! — Возмущенный Витька отбивался от обвинений в безделье. — И еще погреб. И блиндаж. И окопы. Я и не скучал. Это я так просто сказал.
— Тогда молодец, сынок, — озадаченно сказал Эдик. Врать мальчишки разучились сразу, едва поверили, что папа в детстве не врал…но и выкопать бассейн на за несколько дней никак не могли. Включая и все прочее.
— Вы впятером копали, с Джульбарсом и Марьей Антоновной? Может, и кот помогал?
— Нет, не кот. Мы экскаватором. За два дня. Его дед нанял. Потому и деньги вышли.
— Ясно, — сказал Эдик, осознав, что майор не выдержал. Отступил-таки перед превосходящими силами противника. — Я же говорил — если я задерживаюсь, деньги спрашивайте у Иван Иваныча…или у тети Люды.
— А мы у ней спрашивали. Еще позавчера, когда тебя не было. Пять тысяч всего.
— Долларов! — возмутилась Людочка. — Эдуард Максимович, откуда у меня такие деньги? При зарплате в двести долларов.
— Двести? — удивился Эдик. Ну и Пузырев.
— И ту задерживают…Если б не Иван Иваныч… — Людочка снова покраснела.
— И долго задерживают? Надо разобраться с таким безобразием, — сказал Эдик, сознавая с горечью, как тяжело придется без Пузырева.
— Долго, — сказала Людочка. — Никто в музее и не помнит. По-моему, за тринадцать лет ни разу зарплату не выдавали. Если б не Иван Иваныч…
Эдик вздохнул. При таком положении дел за судьбу российской культуры можно быть спокойным — она уже умерла.
ГЛАВА 27. Деньги олигарха
Разобраться с финансами Российского музея было и очень просто, и очень сложно. В официальной бухгалтерии Эдик и разбираться не пытался — на это существует главный бухгалтер, и так все просто — одни долги. Сложнее было понять — сколько денег хапнул Пузырев, и еще сложнее — где он их заныкал. Где левые деньги, черный нал, неучтенный никакой бухгалтерией? Сколько их, денег? Ведь за пару лет они с Пузыревым продали почти весь Российский музей, а также все картины, поступавшие на реставрацию из других музеев. Конечно, толкал «копии» Пузырев по дешевке, Эдик в этом не сомневался. Оба, директор и заместитель, понимали, что скопление «копий» в запасниках музея, в хранилищах и подсобках допускать опасно. При всей вере в людей Эдик не забывал о существовании правоохранительных органов, которые запросто, в силу узости мышления, ограниченного рамками довольно злобных законов, могут перепутать спасение и размножение шедевров живописи с их злостным и наглым расхищением. Запросто перепутают. Продажу ограничивала, сдерживала только природная жадность директора, но хранить в музее около десятка копий — дальше такого подвига жадность его не рисковала заходить. Картин продано достаточно, однако Эдик догадывался и о расходах Пузырева на чиновников и разрешения на организацию и зарплату — достаточно великих, чтобы поглощать большую часть прибыли от картин. Что-то Пузырев и в карман клал, но блондинки вряд ли позволят уж очень разбухнуть этому карману. Нет, не эти деньги интересовали Эдика, а другие, которые хлынули после рекламных акций в Дъеппе и Лондоне. Можно только гадать — какие деньги предлагали Пузыреву за «копии» Российского музея после них. Судя по деньгам, что перепадали и Эдику, хлынул настоящий денежный ливень. Где та бочка, куда он стек? Где закопана?