Директор вскочил:
— Да подождите Вы! Я…у меня нет таких денег…, разве только в сейфе посмотреть…
— Я жду.
Директор торопливо отпер сейф в стене, долго шарился там, но через пять минут пятьдесят сотенных долларовых бумажек, пересчитавшись, спрятались в кармане Эдика.
— Только нежелание скандала вынуждает меня, — то и дело повторял Пузырев, — мне дорога репутация Российского музея.
— И еще расписочку накатайте, — сказал Эдик. — Что Вы одолжили у меня триста тонн баксов и обязуетесь вернуть их через неделю.
— Это исключено, — твердо сказал директор. Он начал приходить в себя. — Эдуард Максимович, эти деньги Вы будете требовать с виновного, которого я обязательно найду. Триста тысяч — это огромная сумма. Репутация Российского музея столько не стоит.
Но твердость эта касалась только собственного кармана. Когда Эдик втолковал ему, что вместо расписки лично от директора его устроит какой-нибудь долговой документ от Российского музея, директор стал поддаваться. Эдику пришлось напомнить и о милиции, и о существовании статьи за мошенничество, и о Горшкове, который имеет все необходимые подписи на необходимых документах — лично директорские — для того, чтобы подать в суд и выдрать не меньше двух миллионов. Эдик устал давить, но сумма окупала усталость, и он давил. Кончилось тем, что директор сдался и вызвал секретаршу:
— Людочка, зайди. Ручку, блокнот.
Зашла беленькая секретарша с блокнотом наготове.
— Отпечатайте и принесите на подпись трудовое соглашение следующего содержания… — Директор принялся диктовать. Эдик узнал, что обязуется перевести с французского языка рукопись семнадцатого века «Воспоминание о Руси» француза Пуассона, а Российский музей в лице директора обязуется заплатить переводчику триста тысяч долларов США.
— Не пойдет, — сказал Эдик, когда секретарша ушла печатать. Кто рукопись переводить будет? Не я же?
— Перевод на русский уже существует. Выполнен одним из членов общества дружбы «Россия-Франция». И бескорыстно передан в Российский музей, вместе с рукописью. Есть еще, знаете ли, энтузиасты, чуждые корысти.
— Я ими горжусь, — сказал Эдик. — А ревизоры поверят? Не много ли за перевод?
— Вы рукопись не видели. Чуть не полметра высотой. Парень пять лет работал. Правда, скверно получилось.
— А что Вы хотите от энтузиастов? Вот за триста тысяч вам бы профессионал смастерил высший класс перевода. Если б я не пришел, Вы бы и эти три сотни…среставрировали, да? У вас не должность, а Клондайк. В самом деле, возьмите заместителем, Иван Иваныч.
Директор воспринял это всерьез, его брови поползли вверх: