Вертолет поднимался все выше. Вертолет с саперами давно исчез из виду, но полковник Онищенко не спешил за ними — он привык лично убедиться, что дело сделано, поэтому круг за кругом вертолет облетал Усть-Олонецкую возвышенность, пока Эдик не увидел на фоне облаков несколько черных точек. Они стремительно вырастали, превращаясь в грозные машины с хищно опущенной к земле мордой. Эдик видел, как вдруг засверкали в подвесках пушечные очереди, как срывались вперед ракеты, оставляя позади черные длинные хвосты дыма. Эдик кинулся к другому борту посмотреть на развалины — и увидел только всполохи огня в холме пыли и дыма, который разъезжался в стороны, рос в высоту. Даже в грохоте винтов отчетливо пробивались глухие удары взрывчатки. Эдик показался сам себе на какой-то миг неким «учеником чародея», который простым заклинанием, сотрясением воздуха вызвал могучие силы, которыми не мог управлять и которые, в конце концов, разорвали его самого. Потом Эдик часто вспоминал этот миг просветления, когда терял свои клочья, образно говоря — немало суждено было потерять, и только наглость, пожалуй, и помогла Эдику уцелеть, в конце концов, ибо он научился управлять чудовищами. Пока же Эдик впервые увидел их столь явственно, воочию, до этого случая он ощущал их только косвенно, как в смешном случае с задержкой экспедиции, например. В один из визитов Эдика к бывшей жене Андрей и Надя дружно ругали военных, которые закрыли район от туристов и прочего населения на неопределенный срок и непонятной причине. Тогда Эдик только-только начинал работать у Пузырева, и как-то не врубился, посчитал случайностью, забеспокоился о деле — и поспешил к Онищенко в кабинет, на Лубянку, чтобы тот попробовал выцарапать у военных разрешение для Андрея и его ребят. И только наткнувшись на изумленный взгляд Онищенко, Эдик «пробился», наконец, к истине, заглох тут же и сумел сказать только одно: «Вот это да…». — Он понял, что район откроется в любой день, который назовет он, Эдик Поспелов.
При виде разбухающего дымом холма Эдик ощутил, что в душе лопнула какая-то донельзя натянутая струна…, стало вдруг покойно и легко…, весело стало! Все тревоги исчезли. Эдик понял, в чем дело…ведь история — и впрямь штука очень обратимая. Как резиновое изделие для мужчин. Наизнанку выворачивается в секунды, если умеючи. Закапывая свои артефакты, он ведь почти физически ощущал некое…сопротивление? Ну да. Мистика? Или дело — в нем самом? Теперь ему казалось, что это сама история, поддаваясь его наглому давлению, пыталась, пыталась вернуться на старое русло…, но теперь — лопнуло — история пойдет по новому руслу. Эдик ощутил, как похолодели кончики пальцев, а по спине пробежал озноб. Озноб радости и свершения. Эдик покосился на сонное, серое лицо полковника Онищенко. Тот дремал, он явно не понял всей важности момента. А ведь то, что они только что сделали — это не болтовня с телеэкрана, где политики заумью слов зомбируют зрителя, перетаскивая того в свою веру…, что ж, перетащится, на пару минут, пока не услышит другого болтуна…, это все фальшь, а они только что…сотворили что-то донельзя реальное.