— Случайно получилось, — начал он оправдываться. — Я после смены…
— Ладно, ладно, — подсмеивался Буераков. — Знаем мы эти «случайно». Ты мне зубы-то не затоваривай. Они у меня здоровые.
Отмахнувшись от не в меру оживленного Гаврика, Ваня поспешил за ушедшей вперед девушкой. Буераков проводил Голубкина долгим взглядом, но веселую улыбку с его лица, как водой смыло. Хмурый и настороженный, он вошел в свой кабинет в завкоме. На столе лежала целая груда пакетов — свежая почта. Буераков торопливо просмотрел обратные адреса пакетов и, на обнаружив того, который его интересовал и пугал, принялся разбирать почту. Но ему не работалось. Перед глазами так и стояли куда-то торопившиеся Любочка и Голубкин. Через полчаса он запер завком и направился к проходной.
Семену Петровичу и в самом деле сильно нездоровилось. Он лежал в постели одетый, но без сапог, прикрытый большой пуховой шалью жены. Ваню и Любочку старик встретил приветливо и сразу же закричал жене, чтобы ставила самовар. Узнав про пакет, он немедленно потребовал его.
Прочитав первые строки, старик откинул в сторону пуховую шаль и сел в постели, худой, взъерошенный, с двухдневной сивой щетиной на подбородке. С каждой прочитанной строкой его густые, нависшие брови все больше хмурились. Дочитав, он опустил руку с письмом на колени и позвал жену:
— Саночка! Давай быстрей сапоги!
Саночка, седая, как и ее Семен Петрович, уже с минуту стояла в дверях, недовольно глядя на мужа. Она была готова упрятать Семена Петровича под пуховую шаль, как только он закончит чтение письма. Но, догадавшись по тону мужа, что на заводе случилась беда, она безропотно отправилась на кухню за сапогами.
— Что там написано, Семен Петрович? — не выдержал Голубкин.
Старик протянул Голубкину листок. Буквы запрыгали перед глазами Вани, когда до него дошло содержание письма. Так вот кем оказался его лучший друг, человек, рекомендованный им в члены ленинского комсомола!
В письме трое бедняков села Каменка сообщали, что они прочитали в «Известиях» о награждении рабочего Буеракова Гавриила Нефедовича и очень удивлены ротозейством администрации завода, пригревшей под своим крылышком классового врага и настоящую гидру контрреволюции. Буераков Гавриил Нефедович, — сообщали они, — комсомолец и один из организаторов их колхоза, убит сыном крупнейшего каменского кулака — Самылкиным Игнатом Евтифеевичем еще весною двадцать девятого года. Самылкин после убийства скрылся, забрав с собою документы Буеракова. Отец Самылкина поднял кулацкое восстание, но был поймал и расстрелян осенью в том же двадцать девятом году.