– Да! Надул пустотой… точно такой же, как у вас в голове! – ответил Трибуле.
И он погладил подвешенный к поясу пузырь… Но рука его под одеждой наткнулась на рукоять короткого кинжала.
Подпрыгивая, приволакивая ногу, тряся своей погремушкой, получая от кого-то толчки, кого-то толкая, Трибуле перемещался от одного кружка придворных к другому. Ухмыляясь, он прошел перед Франциском I. Король улыбался, тихо разговаривая с герцогиней д’Этамп.
«О ком говорят они? – подумал шут. – Может быть, о ней?.. Какой счастливый у него вид!»
Лицо Трибуле передернула судорога.
И в этот момент король заметил шута. В глазах его сверкнул огонек гнева, но он овладел собой, продолжая разыгрывать миролюбивого, веселого монарха. Присутствие шута только укрепляло двор в убеждении, что король больше не думает о герцогине де Фонтенбло.
На самом-то деле король только и думал, что о мести. Он полагал, что именно Трибуле вывел Жилет из Лувра. И если шута еще не арестовали, если не бросили в темный каменный мешок, где он умер бы от голода и жажды, то только по одной причине: король прежде хотел вырвать у шута его секрет.
Франциск принял как можно более веселый вид и крикнул:
– А вот и ты, король безумья!.. Приветствую твои дурачества, потому что – Святая Дева свидетельница! – уже несколько дней при французском дворе слишком мрачно!
– Сир, не я виноват в том, что в Лувре не веселятся! А ведь причин для смеха так много… Смейтесь, господа, смейтесь же! Король хочет, чтобы вокруг него смеялись… Я первым засмеюсь… из повиновения.
Трибуле и в самом деле рассмеялся. К счастью для него, его смех потерялся в шуме одобрительных возгласов.
Иначе смех шута испугал бы до смерти всех присутствующих: этот мрачный смех, так похожий на какую-то ужасную угрозу.
Герцогиня д’Этамп только и поняла истинную суть происходящего. Пока придворные расходились, она склонилась к королю и в одном из приступов безумной смелости, какие не раз у нее случались, спросила, причем достаточно громко, чтобы шут ее услышал:
– Сир, есть ли у нас хоть какие-то новости об этой бедной маленькой герцогине?
Трибуле насторожился, его глаза прямо-таки впились в королевское лицо. Но то, что он увидел, потрясло его.
На вопрос герцогини король не ответил торжествующей улыбкой, какую Трибуле знал. Король побледнел!.. Лицо его приняло болезненное выражение!
Ударь молния прямо перед ногами Трибуле, он бы не испытал большего потрясения… А такое случилось, когда король мрачно и тяжело дыша ответил:
– Спросите у моего шута, мадам! Он в этом деле куда осведомленнее короля!