Даже они. Даже мы.
8
А вообще-то, скорее всего, футбол печальная игра.
«Локомотиву», Улан-Удэ мы проиграли 0:1.
Гера Чупов снова играл в нападении. Маштаков в защите.
Гера вышел в первом тайме один на один с вратарем, и вратарь встал перед ним, как вставал у наших ворот сам Гера. И здесь, у чужих, он не выдержал, отбил мяч вправо, оббежать, но нагнал его уже на линии ворот, когда ворота отрезали защитники. В этом-то и разница, наверное, между войнами оборонительными и захватническими. У своих ворот не сомневаешься, умри да стой. А тут… кто его знает, может, еще и не надо. Сычугин подходит к нашей скамейке сзади и говорит через плечо вратарю-дырке: «Иди-ка, скажи Санькову, пусть не водится, а то…» Дальше я не слышу, меня зовут на поле. Я бегу со своим чемоданчиком и думаю: что же он, Сычугин, еще-то сказал? Раньше, в детстве, именно вот в таких ситуациях и был основной-то трепет — а чего они там такое говорят? Тренеры эти, эти судьи, игроки? Что-то, наверное, таинственное и прекрасное. Значительное что-то. И вот я слышу. Все просто — «Иди, скажи…» — но все равно, кажется, все равно все было правильней тогда, в детстве. Тот детский взгляд.
В перерыве пьют сладкий горячий чай, а тренер Сычугин спокойно говорит: кто забьет во втором тайме гол, тот и победит. Но гол забьем не мы. А пока, еще не зная, они сидят, расслабившись, радуясь ничейному первому тайму, малому успеху, надежде, продержавшейся целых сорок пять минут.
Во втором тайме на втором этаже над восточной трибуной горело закатом окно в большом доме, а справа, с юга, шла тяжелая фиолетовая туча. А они бегали… И хорошо было смотреть, пока опять нам не вбили гол.
Я смотрел, как бежит по полю Сережа Махотин, как ведет он мяч. Гибкий, стройный, по-оленьи чуть откидывает назад голову, на ней распадающаяся гривка русых волос. Юноша-олень. Какой у него, оказывается, прекрасный дриблинг, а мы и не замечали… Потом его три раза подряд подковали, он выдохся и устал. И тогда-то, возле него, поливая ему кожу над большеберцовой костью хлорэтилом, я впервые по-настоящему и сообразил — он, и еще семеро нападающих наших играют БЕЗ ЩИТКОВ. Их бьют, волновался я, бьют по ногам, а они играют, играют все равно. Им, мол, даже щитки не могут приобрести, а они все равно играют, такие ребята. А когда возвращался на лавочку, судья-информатор сказал мне: «Вот, доктор, к чему приводит пижонство!» Как это? как это? — удивился я. Почему пижонство? «Вот к чему приводит, доктор, игра без щитков!» И тут я подумал, что, может быть, кто-то из них просто-таки н е х о ч е т играть в щитках, как иной русский не любит медленной езды.