Зато перед аудиенцией случился довольно любопытный инцидент: в приемной, кроме меня с посланником, было человек двенадцать из дипломатического корпуса; перед окнами происходил пышный парад, предшествующий молитве султана в собственной его величества мечети…
В эту минуту в приемную вошел красавец-турок великого черкесского племени, в ослепительно расшитом золотом мундире. Он твердой солдатской походкой подошел прямо к посланнику и, пожав его руку, спросил, указывая на меня:
— Ваше превосходительство, не окажете ли вы мне честь?..
Я был сейчас же представлен:
— Мой новый полковник, маркиз Рено де Севинье Монморон.
(Нарцисс Буше, посол Республики, никогда не упустит случая блеснуть титулом и звучным именем, которых, к его глубокому сожалению, лишен сам.)
Это, впрочем, пришло мне в голову потом. В тот момент я видел только турка, который пронизывал меня своими темно-синими глазами.
— Вы меня не узнаете, полковник? Мехмед-паша!..
«Мехмед-паша» здесь почти то же, что во Франции «граф Жан» или «маркиз Пьер». И потому посланник почтительно дополнил:
— Его превосходительство маршал Мехмед Джаледдин-паша, начальник политического кабинета его величества.
Начальник политического кабинета, иначе говоря — глава всех дворцовых шпионов?.. Нет, это решительно ничего не вызывало в моей памяти. Турок улыбался.
— Вспомните… яхта герцога д’Эпернон — «Лепесток Розы»!..
А! Я сразу вспомнил. Но здесь, в приемной султана, встреча была совершенно неожиданной.
Этой истории лет двенадцать: мое первое путешествие в Константинополь на борту «Лепестка Розы» за столько лет поблекло уже в памяти. Мы целую неделю стояли у Стамбула. И вот, накануне отъезда, д’Эпернон таинственно привел на борт какого-то странного человека, переодетого нищим. Это был впавший в немилость Мехмед-бей, считавший более благоразумным уехать из Турции. И вот Мехмед-бей снова в милости у султана! Он — паша, он — маршал и верховный начальник тайной полиции! Забавно!
Впрочем, Мехмед-бей мало изменился, и я его, наконец, узнал. Такого солдата нечасто встретишь. Он был строен, как копье, силен и гибок, как тигр, и смотрел на вас в упор своими дьявольски сверкающими глазами. При этом — широкий и выпуклый, точно панцырь, черкесский лоб и пышная кудрявая шевелюра с едва пробивающейся сединой… Этому маршалу не было и пятидесяти лет. И он не только придворный. В 1877 году Мехмед-бей служил в гусарах, и при Плевне под ним убили четырех лошадей! Мне рассказал все это д’Эпернон.
И вот он — глава шпионов! Удивительная страна!
Мы стояли в амбразуре окна. Мехмед-паша фамильярно опустил руку на мое плечо и заставил меня высунуться наружу. Перед окном дефилировали красные и зеленые зуавские полки.