— Да.
— Могу я спросить вас, каковы в таком случае ваши намерения?
Он внимательно смотрит на меня.
— У меня никаких намерений, господин полковник. Я отдам отчет обо всем этом его величеству, и больше ничего.
— А потом?
— Потом. Мы передадим все дело английскому и русскому посольству и умоем руки. Пусть неверные убивают друг друга, это их дело. Только бы турецкая честь не была задета.
— Но признают ли посольства наши заключения по этому делу?
— О, подозрения и без того тяжелы. Волей-неволей Англия затеет процесс.
— Какой скандал, однако!
— Да. Но английский суд смел. Будьте уверены, он не отступит. Впрочем, леди Эдит будет его подталкивать… Да, леди Фалклэнд погибла.
— Но раз она невиновна, ее должны будут оправдать, за неимением улик.
— Конечно, но она выйдет из этого процесса обесчещенная, а это хуже всякого приговора.
— … Да.
— Господин маршал, мне кажется, не все гипотезы приняты вами во внимание. Давайте подумаем. Допустите, что убийца не Чернович, а другой: что убийца в понедельник вечером и утром во вторник не видел и не мог видеть леди Фалклэнд, и он это докажет: что тогда? Значит, леди Фалклэнд придется оправдать, потому что преступник действовал без ее ведома?
Мехмед кладет на стол ножик и вилку и… забывает о груше, которую чистил.
— Допустите, господин маршал, что свидетель, простой свидетель той трагедии, которая происходила между леди Фалклэнд и ее мужем — да, свидетель, честный человек, ясно видевший, на чьей стороне право и на чьей — ложь, свидетель храбрый, не захотевший оставаться нейтральным, встал на сторону слабого против сильного. Что тогда, господин маршал?
Он долго молчит. Потом поднимается:
— Это надо взвесить.
Он берется за кошелек, чтобы заплатить по счету. Я встаю, в свою очередь:
— Господин маршал, позвольте мне.
— Но…
— Прошу вас! Ваше превосходительство… Вы сейчас поймете почему…
Я медленно, очень медленно вынимаю из смокинга большой ярко-красный бумажник…
— Ах, я ошибся! Этот бумажник… (я кладу его на стол, на виду, перед глазами Мехмед-паши)… Мои деньги не здесь…
И плачу турецким фунтом, вынув его из жилетного кармана. Мехмед-паша, стоя неподвижно, онемев, молча смотрит на красный бумажник. Его глаза пронизывают меня.
Я жду его решения одну, две, три минуты. Потом молча кланяюсь. Он тоже кланяется, очень серьезный.
— Господин полковник, да будет над вами милость Аллаха!