– Глупость какая-то: высоко под землей. Стой, Максимыч! Пешеры ведь в горе – высоко и под землей!
– Вперед! – Максимыч встал и поддернул брюки.
– Я один туда пойду, – мне вспомнился Полковник.
– Ты не проберешься без меня, заблудишься.
Довод, стало быть.
– Только особо не высовывайся: Рустам, сволочь, наверняка там скрывается.
– Я тебе говорил, – проворчал Максимыч, – что никаких диких зверей, кроме мышей, не боюсь.
– У тебя оружие какое-нибудь есть?
– Вот мое оружие, – он ткнул себя пальцем в лоб.
– Держи, – я вынул из сумки гранату и бросил ему.
Максимыч поймал ее, покатал на ладони – она казалась в его лапе грешим орехом.
– Бросай только из укрытия.
– Да знаю я. Игрывали в партизан. – Он взял со стола свой знаменитый тесак, вложил в чехол и пристегнул его к поясу.
– Вот еще, – я протянул ему Сабиров пистолет. – Только в нем два патрона всего осталось.
– Вот и ладно. Остальное в бою добудем…
… – Этот лаз никто не знает, – пыхтел Максимыч, пытаясь пролезть в черную дыру, которую мы еле отыскали в крутом склоне. – А дальше – еще хуже будет. Застряну ведь. Ползи за мной и делай все, как я.
Я нырнул за ним в отверстие, нора эта была настолько, узкой, что Максимыч своим телом ее, как бутылку пробкой, закупоривал – даже свет фонарика не пробивался.
Довольно долго мы передвигались ползком, ощутимо вниз. Становилось все холоднее. Но и просторнее. Наконец мы встали на ноги. Максимыч раз за разом уверенно сворачивал то в один, то в другой проход. Я же почти сразу потерял ориентировку. Ну, может быть, верх от низа еще мог отличить, Не больше.
– Не вспоминаешь? – спросил Максимьхч. – Вон там, за выступом, ты кинжал нашел, помнишь? А вот в том зале, что мы прошли, ты заблудился. Там посередке такой столб каменный стоит, ты вокруг него три часа ходил, пока я тебя не нашел; осторожно ближе к стене прижимайся. Тут дна нету.
По узенькому карнизу, вплотную к стенке, мы миновали какой-то бездонный провал, откуда тянуло таким тяжелым зловещим холодом,, что я чуть глаза не закрыл. Камешек, сорвавшийся с карниза, похоже, так до дна и не долетел.
– Вез, – сказал Максимыч, нагибаясь. – Теперь опять ползком. Застряну ведь.
Проход становился все уже. Я полз за Максимычем, задевая плечами стены, стукаясь затылком, все ниже пригибая голову.
Каково же бедному Максимычу? Он пыхтел все сильнее и прерывистей. Приостановился, засучил ногами, пролез, видимо} самое узкое место. Мне даже почудился звук, с которым штопор выдергивает упрямую пробку.
Я двинулся следом, и вдруг мне под руки попало что-то мягкое.
– Что за черт? Тряпье какое-то.