— В общем, как хотите понимайте, но вам тут быть ни к чему…
— Ах вон ты что… — проговорил майор, и, конечно же, поняв все, добавил откровенно и просто. — Знаю, что ни к чему. Мешаю, смущаю. Я ведь и сам скован бываю, когда командир выше званием присутствует, когда я должен дело делать. Но понимаешь, комбат, не могу не быть здесь. Не могу, и все тут.
— Понимаю, товарищ майор.
Он действительно понимал состояние майора. Да и как было не понять — дело одно, тревога одна, и, дав. согласие на операцию по предложению Тарасова, командир полка взял всю ответственность на себя. И какую ответственность!
Связной четвертой роты нашел их и доложил, что рота вышла на исходный рубеж. Доклад этот был сейчас очень кстати не только потому, что подготовка к бою была закончена хорошо, но и потому, что Тарасов мог успокоить командира полка.
— Все на месте, товарищ майор, — довольный, сказал Тарасов, и командир полка, понимая, что комбат снова просил его уйти, где было безопаснее, повернулся, пошел, но не назад, а в сторону, где не было людей. Тарасов двинулся за ним. Все поняли, что майор что-то хотел сказать комбату с глазу на глаз, и остались на месте. Отойдя настолько, чтобы их не было видно и слышно, майор остановился.
— Ну, Коля, давай попрощаемся на всякий случай… — проговорил он, беря Тарасова обеими руками за плечи. Теплая волна благодарности, признательности всколыхнула душу комбата, и он горячо обнял майора и трижды поцеловался с ним.
— Гляди не горячись, — когда они рознили объятья, попросил майор, но тут же махнул рукой и добавил:
— А в общем, я и себе всегда говорю это, но не всегда выходит…
— Товарищ майор, да я… что вы… — разволновавшись вконец, отвечал сбивчиво Тарасов, но майор перебил его:
— Ладно, ладно… Что уж там говорить, сам знаю, что нехорош бываю. Иди, Коля, ни пуха тебе ни пера, как говорят…
Командир полка впервые назвал его по имени. Немногие с такою ласковостью и любовью называли его по имени, и Тарасов растрогался. Эта ласка командира, пригрев его, отнюдь не вызывала мыслей о том, что его ждет, может, и смерть. Наоборот, еще крепче уверился он, что теперь уж непременно надо победить, чего бы то ни стоило. Сам испытывая любовь к своему командиру, он невольно подумал: „А меня как понимают бойцы? Что я им сказал? Как сошелся с ними? Экая же я деревяшка!“ — и, быстро повернувшись, он пошел туда, где были его товарищи, его солдаты. Выйдя к хвосту колонны, он спросил:
— Все ли, ребята, знаете, что нам предстоит сделать?
— Сказывали, как же, знаем.
— Это хорошо, что сказывали, а я вот хочу напомнить: за спиной у нас почти никого не остается — вся надежда только на нас. Это каждый должен иметь в виду. Понятно, что это значит?