— Ну как?
Шнейдер причмокнул. Трижды помахал ложечкой в воздухе, словно дирижерской палочкой, и трижды повторил:
— Замечательно. Замечательно. Замечательно.
— Рада, что вам нравится. Только мужу об этом ни слова: я купила кофе потихоньку от него, и если он узнает, за два дня ничего не останется.
Она подняла глаза. В кухню вошли Кармело и дон Марсиаль.
— Добрый вечер.
Шнейдер повернулся на стуле к двери:
— О, это мои друзья. Очень рад. Как дела? Как дела? — И улыбнулся тому и другому, слегка наклонив голову.
— Как поживаете, сеньор Эснайдер? — сказал дон Марсиаль. — Вы тут, я вижу, кофе попиваете, а? В этом доме вас принимают хорошо, не можете жаловаться!
— О нет, нет, вовсе нет, — засмеялся Шнейдер. Затем, тыча указательным пальцем в грудь дону Марсиалю, добавил: — А я знаю, зачем вы сюда пришли. — И, снова засмеявшись, повернулся к дымящемуся кофе.
— Еще бы вам не знать! Глядите, как он обрадовался. Но не торопитесь, пейте ваш кофе не спеша, а то обожжетесь.
Кармело молча улыбался. Фаустина сказала:
— И надо же было вам прийти как раз сейчас и взбудоражить человека вашей распрекрасной игрой, не даете спокойно кофе попить.
Шнейдер допил кофе и встал:
— И эта причина — игра в домино. Что ж, я готов. — Взяв шляпу, он поклонился Фаустине: — Сеньора Фаустина, я вам очень благодарен за кофе, — и указал на дверь вытянутой рукой, церемонно приглашая Кармело и дона Марсиаля пройти вперед.
— Сначала вы, — сказал дон Марсиаль.
Все трое вышли из кухни. Завидев их, Кока-Склока закричал:
— Косточки уже на столе! Можно начинать игру! Ну что, сеньор Эснайдер? Готовы к бою?
— Вот именно, — ответил тот.
Над столом возвышалась лишь голова Коки-Склоки: грудь и плечи едва были видны. Руки плавали по мраморной столешнице, мешая косточки.
— Кому достанутся две самые крупные, играют вместе.
Вскоре вошел мужчина и засаленном синем комбинезоне, по лицу у него стекали струйки пота. Поздоровался.
— И сегодня тоже? — спросил его Лусио.
— И сегодня тоже, сеньор Лусио. Ни даже воскресенья… Только что слез.
Шнейдеру выпало играть с доном Марсиалем.
— Садись туда, Кармело, — сказал Кока-Склока. — Мы им покажем.
Маноло все еще стоял и шаркал ногой по цементному полу.
Вдруг он обратился к хозяину:
— Я пройду, с вашего позволения.
— Ладно, иди, делай что знаешь.
Когда Маноло вышел, Маурисио сказал:
— Ну и тип!
— Слишком уж ты крут с парнем. Обычное дело. Никто зятьев особенно не жалует. Будь это хоть сам святой Антоний.
— Какой там святой Антоний! Хвастун и прохвост. Такого обормота во всем мире не сыщешь. Я этого типа с его гладкой рожей просто видеть не могу, клянусь тебе, сил моих нет глядеть, как он выставляется.