— Передайте мне вещи… — и кивнул на Луситу. — Ее надо прикрыть.
Одежду свалили в кучу на песок, и Даниэль, присев на корточки, принялся разыскивать вещи Луси.
— Отойди, Тито, мне ничего не видно…
Он поднимал одежду к свету, который шел от закусочных, чтобы разглядеть, и наконец нашел свернутые все вместе вещи Луситы.
— Давай сюда, — сказал жандарм.
Пока сверток переходил из рук в руки, он развернулся и выпали босоножки и белье.
— Осторожнее, — сказал жандарм Даниэлю. — Подними. Ничего больше нет?
Уже возвращался пожилой жандарм, слышно было, как скрипели доски мостика.
— Еще что-то должно быть, по крайней мере сумка и судок.
Даниэль снова стал рыться. Себастьян и Паулина искали свою одежду.
— Вот они. Кажется, все.
Молодой жандарм принял вещи. Второй уже подошел к толу и платьем накрыл Луситу с головой. Платье было из набивного ситца, красные цветы на желтом фоне. Ноги оно не прикрывало.
— Посмотри в сумке, нет ли еще чего-нибудь.
Молодой жандарм нашел полотенчико в синюю полоску и передал его Гумерсиндо, который закрыл им ноги Луситы. Потом сложили в сумку босоножки и белье, поставили ее судок рядом с трупом.
Даниэль спросил:
— Надо мне, наверно, подняться наверх предупредить остальных. Как вы думаете?
— Спроси сначала у этих, разрешат ли.
— Да, конечно.
Гумерсиндо подошел к молодым людям, громко сказал, обращаясь ко всем:
— Послушайте меня: я только что связался с властями, с секретарем суда, и доложил о случившемся, он сказал, что сеньор следователь и он сам прибудут сюда максимум через три четверти часа. Я сообщаю вам об этом для того, чтобы вы не проявляли нетерпения и знали, как обстоят дела. Вот и все. Можете одеться.
Пятеро пловцов стали разбирать свою одежду. Что-то упало на мокрый песок, блеснул никель — из брюк выпала губная гармоника.
— Ты смотри, вон что нашлось! — сказал один из них.
Наклонился, поднял гармонику и постучал ею о ладонь, стряхивая песчинки. Тот, который был в мокрых брюках, вытащил из кармана едва начатую пачку «Честерфилда».
— Вон сколько пропало, жалко, — сказал он, показывая товарищам раскисшие сигареты.
— У тех вон потери побольше.
— Это верно.
Он швырнул сигареты в воду, потом стал на берегу отжимать свои брюки, глядя, как пачка разваливается и медленно плывет к плотине.
Паулина сказала:
— Мне страшно идти одной, Себастьян. Пойдем со мной, постоишь поблизости, пока я переоденусь за деревом. Одна я боюсь.
Они вдвоем пошли к роще, а Даниэль заговорил с Гумерсиндо.
— Вы знаете, с нами приехали еще ребята, и сейчас они ждут нас там, наверху. Я хочу пойти сказать им, ведь они ничего не знают, предупредить, если можно.