Второй мясник доставил ей много радости: он бросал шайбы весело и непринужденно, одна отскочила и ударилась о звонок велосипеда. Бросал он неровно и часто переступал черту, но все-таки дважды выбил лягушку. Каждый раз он сам себе кричал: «Оле!» Так что Хустине сразу же досталась нелегкая задача. Но Кармело сказал:
— Сейчас вы увидите, как надо играть, — а сам смотрел Хустине в вырез платья, когда она нагибалась.
Хусти поцеловала первую шайбу, устремив взор на лягушку. Затем отвела руку к поясу, высунула язык, выбросила руку вперед и вверх, и шайба полетела. Так повторялось каждый раз, и каждый раз она удерживалась у черты, стоя на одной правой ноге, будто вот-вот потеряет равновесие. Хусти выбила две лягушки, но с соперниками они не сравнялись, у тех получалось на две тысячи очков больше. В следующий кон Клаудио увеличил разрыв, выбив четыре лягушки, а Чамарис свой результат улучшить не смог. Но и другой мясник оказался не сильнее: едва-едва попал в две мельницы.
— Посмотрим, поправишь ли ты наши дела, Хустина, — сказал Чамарис, когда настала ее очередь.
Хусти выбила три лягушки и с досады махнула рукой — последняя шайба отскочила на землю от самых губ лягушки.
— Какая неудача! — воскликнула она.
Клаудио удачно бросил и в третий раз, но Чамарис также подтянулся, попал в две лягушки и две мельницы.
— Мы еще им покажем! — сказал он, попав второй раз в лягушку.
Низенький мясник бросал немного лучше, чем раньше, но счет существенно не изменился.
— Вот выходит дядя Теодоро и всем дает фору, — сказал Кармело, когда в третий раз настала очередь Хустины.
Подошли дети Оканьи и стали смотреть на игру.
— Выше голову, Хусти, — сказал Чамарис. — Все в твоих руках!
Девушка огляделась, поерзала ногой по пыли, стараясь поставить ее покрепче, и, улыбаясь, наклонилась в сторону лягушки. Первая шайба пролетела мимо, но вторая и третья зацепились за бронзовую пасть. Чамарис сжал кулаки.
— Давай, красавица! — шептал он.
Четвертая шайба покатилась по земле. «Промазала!» Не попали в цель и следующие две. Чамарис качал головой. Асуфре, глядя на своего хозяина, навострил уши. Затем — одна за другой четыре лягушки: шайбы, едва коснувшись бронзовых губ, упали на дно деревянною ящика.
— Добрый ве-ечер, — сказал гость, растягивая букву «е». На руке у него висела круглая корзиночка. — Могу я видеть хозяйка? — И он вежливо улыбнулся Маурисио.
Сняв изрядно потертую мягкую соломенную шляпу, он явил присутствующим редкий седой пушок, легкой дымкой поднимавшийся над розовой лысиной. Содержимое корзиночки было прикрыто салфеткой.