Оставшиеся у костра понимающе усмехнулись.
— Птенчику, кажется, поплохело!
— Ничего, с первой крови бывает и хуже. Он еще у нас молоток.
Целмс присел на деревянный чурбачок, услужливо поднесенный егерем, крутанул остатки водки в бутылке, выпил залпом и пустую подбросил. Почти разом прогремели два выстрела, на землю посыпались осколки.
Изжелта-бледный Круминьш стоял у березы, часто и мелко дыша. Он даже не слышал, как к их становищу, прыгая на корнях и урча, подкатил газик. Кто-то щедро плеснул в лицо Круминьшу водки, взял за шиворот и водкой же заставил прополоскать рот. Круминьш закашлялся и, немного придя в себя, увидел рядом Целмса.
— Спасибо, Улдис Донатович, — с трудом выдавил он.
— Иди-иди, Там твой дружок из прокуратуры прикатил. Аж ногами сучит…
В заляпанную грязью машину Круминьш забрался с трудом. Его все еще поматывало. В обычно ясных и холодных глазах сейчас стояла болезненная муть. Забившийся в угол кабины Лицис выглядел не лучше. И вообще-то не красавец, сейчас он, весь перекошенный, всполошенный, был похож на пациента спецклиники, сбежавшего в самоволку.
— Ну, что у тебя? — раздраженно бросил Круминьш. — Чего тебе неймется в законный выходной?
— Подшефный исчез.
— Какой подшефный?
— Рыбачок твой драгоценный, Банга!
— Что значит — исчез? — Круминьша аж подбросило. — Куда?
— Когда исчезают — не сообщают, куда! — хмуро огрызнулся Лицис.
— А подписка? — Круминьш грубо схватил следователя за рукав. — Ты у него подписку взял?
— А что ему? Чихал он на нее.
Круминьш вдруг сразу протрезвел, глаза снова заблестели холодно и беспощадно.
— Тут, уважаемый советник юстиции, я с вами не согласен. Ты понимаешь Алекс, что теперь он у нас в руках? Если мы, конечно, не лопухнемся и не упустим момент.
Служебный «рафик» миновал стеклянную коробку поста ГАИ и въехал в город. Молодые парни в темно-синей форме вяло покуривали, лениво перебрасывались шуточками и больше напоминали спортсменов после тяжелой тренировки, чем вертолетчиков.
Эдгар и Лапин разговаривали вполголоса на переднем сиденье.
— Знаешь, не горячись. Ты новый человек — конечно, проверяют. Речь о Париже, а не о Слюдянке, — ворчал командир, поскрипывая своим кожаным регланом.
— Париж ни при чем. Ушастый меня сразу возненавидел. Как, впрочем, и я его. Вот он и копает, — злился Эдгар. — Сегодня опять вызывал. Вопросы какие-то идиотские задает, подлавливает… Николай Сергеевич, я уеду. Он же непременно какую-нибудь свинью подложит, вам из-за меня одни неприятности. И на кой черт он мне вообще сдался, этот Париж. В гробу я его видал!