С вечера раньше всех на открытом воздухе захрапел, поужинав в походной кухне. Лежит, жалко скорчившись, под рваным понитком.
Лишь только наступила ночь, гостенек исчез в темноте, оставив на память белякам пониток, чирки да котелок. Ненадолго, мол, куда-то отлучился, а сам — в забоку. схватил там драгоценную ношу и — тягу. Знал все обходы, миновал посты. Часто с отцом он на станцию раньше пассажиров возил, а то и один ездил. Куда и сопли делись, да походка утиная, неуклюжая. Бежит, как олень, глаза в темноте звездами сияют, щеки румянцем пышут.
— Эй вы, воины! — крикнул запыхавшийся от радостного бега Ларька, примчавшись в родной стан. — Смотрите, что я вам припер. Грохнул на землю винтовки и сам растянулся устало тут же рядом.
Рассказал о своем похожденье.
И бранили, и корили «бродягу» старые повстанцы, но когда ребята за винтовки «на ура» его подняли, они засмеялись да по плечу Ларьку хлопать начали.
— А котелок где? — пошутил Пахомыч.
— Белякам на память оставил — уморительно козырнув, ответил Ларька.
Заржали смехом повстанцы.
— Зачем ты оставил-то его? — спрашивают.
— А затем, чтоб не догадались, что совсем убрел.
— Ведь и успел же себе в деревне «кустюм» добыть.
— Он, брат, успеет все.
А Ларька уж вьюном вертится, в обозе хозяйство свое в порядок приводит.
IX
— Ребяты! А што я знаю… Ведь я Антошку Чебакова там, у беляков, видел. Теперь только мне бельхнуло в голову.
— Да ну?!. Наш камышевский Антошка Демушкин? — встрепенулись камышенцы.
— Он самый, провались я скрозь тары. А сам он вроде скушной какой, однако, воевать ему неохота с беляшами.
Поговорили еще и спать легли. На утро хвать, а Ларьку снова, как ветром, смело.
На станции Н. снова появился сопляк на этот раз с мешком кусков за плечами и глупо улыбающейся рожей.
— Ребята, сопляк-то наш опять обратился. Эй ты, как тебя, Фомка! Ты где был?
Окружили солдаты «Фомку» тормошат, а «Фомка»:
— Где-е… Милостинку собирал, во-от где-е. Ишь, сколь насобирал.
Фомка встряхивает куски и жадно ест, а сам думает:
— Винтовок и не хватились, однако, видно, много агличанка дала им, как дрова валяются.
Хватился «Фомка» понитка, чирков да котелка и громко заплакал.
— Да никто их у тебя не возьмет, чего рюмишь?
Указали где: под скамьей у вокзала лежат. Видно, какой-нибудь деревенский же Фомка, безусый солдатик, жалея парнишку-нищенку, прибрал его пожитки.
Обрадовался Фомка, загыгыкал, как дурачок. а как солдаты отвернулись, он давай глазами шарить Антоху Чебакова. Нашел-таки, но подойти к нему сналету боялся. Стал время выжидать. Видать, что томятся тут солдаты молодые, шушукаются порою с оглядкой, ну, а кто знает, возьмешь да и наскочишь враз. Лучше погодить малость, оглядеться.