— Ненавижу быть матерью. Сара такая неуклюжая грязнуля и, клянусь, просто тормоз. Она всего боится, и все время плачет. Она адски раздражает. Она даже не хорошенькая, а я мечтаю о красивой девочке-подростке. Наверняка, она будет еще и толстой.
Когда я это услышала, мне было пять. Пять!
Я была так поражена словами, слетавшими с губ матери, что даже не поняла злого контекста. Я вошла в комнату, в которой она разговаривала по телефону, и вопросительно на нее посмотрела.
Она закатила глаза и сказала своему собеседнику:
— А теперь она подслушивает словно маленькая сучка. Боже, воспитывать детей, все равно, что отсидеть в тюрьме.
Для меня тогда вся эта ситуация была просто невероятна. Человек, которого я любила больше всех на свете, меня ненавидел. И это были первые, но не единственные, ранящие меня слова, сорвавшиеся с губ этой женщины. Физически она никогда не причиняла мне вреда, ну, или не очень часто, но иногда слова оставляют более глубокие раны.
Поэтому, когда я познакомилась с семейством Леви, и его мама, Линда, полюбила меня как родную, осыпая добрыми словами и ласками, то я старалась проводить в доме Эндрюсов как можно больше времени. Я буквально дневала и ночевала у них. Линда и Марк Эндрюс всегда старались защитить меня от моей нерадивой матери и дать то, что я недополучала от нее. Они показали мне, что значит любовь, семья и сострадание, а также другие вещи, которых мне так не хватало.
Мое сердце сжалось, когда я подумала обо всем том счастье и тепле.
Боже, я потеряла его.
— Стра-а-а-а-айк!
Я моргнула, взглянув на Мэтта, победно вскинувшего руки. Он закружился с широченной улыбкой на лице.
— Ты это видела?
Я улыбнулась и захлопала в ладоши, притворяясь, что наблюдала за происходящим.
— Круто!
— Твоя очередь, — сказал он.
О, боже.
Я неохотно поднялась со своего места и, преувеличенно ворча, взяла с раздачи свой двадцатикилограммовый шар. Я шагнула на сверкающую дорожку, заскользила по полированному полу (я подумала, что напоминаю Бэмби) и вяло бросила мяч в сторону белых кегль.
И выбила всего две. Как захватывающе.
Затем взяла шар для второй попытки и выбила еще три кегли.
— Так держать, детка, — подбодрил меня Мэтт. — Пока что это твой лучший удар.
Я выдавила улыбку, меняясь с ним местами. Он с нетерпением стал готовиться к своему заходу.
Ненавижу эту игру.
Я вернулась на свое место, взглянула на соседнюю дорожку и увидела, как мать-скандалистка возится с волосами маленькой девочки Аманды, пытаясь собрать их заколкой. Моя мать ненавидела мои кудри. Они сводили ее с ума. Она называла их не иначе как «отвратительное крысиное гнездо».