Я приобретала новый опыт. Я впитывала знания, как сухая земля – воду после дождя. Я училась, наблюдая за людьми и повторяя то, что делают они, а также на своих собственных ошибках. За эти ошибки меня били, но я все равно училась. У меня уже не возникало мыслей о побеге. Я понимала, что в окружающем мире меня будут любить еще меньше, чем Анна-Кармен. В те минуты, когда я не работала, на меня не кричали или не били, я была предоставлена сама себе. В этих минутах было много радости, смешанной с грустью.
Неожиданно отношение девушек ко мне изменилось. Я точно не помню, когда это произошло. Я уже свыклась с мыслью, что ко мне относятся как к козам на участке, но вдруг они стали мною заниматься. По непонятным причинам я превратилась в существо, к которому девушки и Анна-Кармен стали проявлять интерес, учить меня хорошим манерам, тому, как спокойно вести себя за столом и делать все «красиво». Они следили, чтобы я была причесана и моя одежда была чистой.
Бесспорно, я скучала по нежному обращению, к которому привыкла у обезьян. Мне не хватало физической близости, их мягкого меха, ласкового прикосновения, теплоты, а также заботы, с которой они выискивали в моих волосах разные вкусняшки. Новое отношение обитательниц дома Анны-Кармен оказалось совсем другим. Если обезьяны мягкими пальчиками нежно искали у меня в волосах то, что можно съесть, девушки резкими движениями расчесывали меня гребнем, выдирая волосы. Они жаловались на мою неряшливость и колтуны, появившиеся оттого, что во время еды я грязными руками хваталась за голову.
В джунглях вши были обычным явлением. Они жили в волосах, и в этом не было ничего удивительного. Однако когда девушки увидели у меня в волосах вшей, они подняли страшный крик и стали называть меня «паршивой крысой». Если честно, я не видела в этом сравнении ничего оскорбительного.
Мне вообще не нравилось, когда мною управляли и заставляли что-то делать. Я противилась всем попыткам сделать из меня «цивилизованного» человека. Мне не нравилось, что мной помыкают, я стала сопротивляться, за что меня чаще били. Впрочем, вскоре я поняла, что если буду вести себя более гибко, то все останутся мною довольны и моя жизнь будет легче и проще.
Я внимательнее присматривалась к окружающим и обратила внимание, что жизнь женщин в доме Анны-Кармен сильно отличалась от существования людей в индейской деревне. У некоторых обитательниц дома были маленькие дети (младенцы или малыши). Я не чувствовала никакой привязанности к этим детишкам, словно мы с ними существовали в разных мирах. Помню, что я завидовала им, потому что их любили и о них заботились. У них были игрушки, которых я не имела. Я совершенно уверена в том, что матери этих детей не хотели, чтобы между мной и их чадами возникала какая-либо связь. Еще меня ужасно раздражал детский плач и то, что они отказывались есть.