– Да? Она его правнучка?
– По женской линии. А по мужской – она внучка Абаканова.
– Никита, честное слово, я не…
– Ираклия Абаканова, – повторил Колосов.
– Какого еще Ираклия? Черт… Ираклия Абаканова? Того самого? – Катя откинулась на спинку стула. – Это правда? А я-то думала…
– Что ты думала?
– Что это давно уж и не фамилия вовсе. Что это некий такой ведомственный апокриф. Темный апокриф госбезопасности.
– Я таких ученых слов не знаю. А в толковый словарь заглянуть – влом. – Колосов хмыкнул. – А рассказов о нем действительно до сих пор много ходит. Разных.
Катя пожала плечами. Что она могла сказать? Имя Ираклия Абаканова было ей знакомо. Оно часто упоминалось на страницах прессы и в телепередачах – в исторических хрониках всегда рядом с именами Берии, Вышинского. Что ж, если время и пространство относительны, то генерал Абаканов, наверное, и был тем самым последним, припозднившимся гостем, поднимавшимся по мраморной лестнице на знаменитый бал к булгаковскому Воланду.
– В войну он возглавлял управление контрразведки, – продолжил Колосов. – После войны стал министром госбезопасности и МВД. Говорят, сферы влияния они с Лаврентием Палычем все делили, жестоко боролись за влияние на Сталина. Абаканов молодой был, подсиживал Берию со всех сторон.
– Подожди, постой… но он ведь вроде потом покончил с собой? – воскликнула Катя. – Бросился под электричку?
– Под поезд метро на станции «Парк культуры».
– Это случилось после ХХ съезда?
– Нет, раньше – в пятьдесят четвертом, после расстрела Берии.
Катя снова взглянула на снимок жертвы.
– Если она его внучка, сколько же ей тогда лет? – спросила она недоверчиво.
– По паспорту тридцать один год.
– Но, Никита…
– У Ираклия Абаканова в пятьдесят четвертом остались молодая жена – он был женат на дочери министра Судакова – и трехлетний сынишка. Вот ее отец. А самому Абаканову в пятьдесят четвертом, между прочим, было всего сорок четыре года.
Катя встала со стула, подошла к окну. За окном был внутренний двор главка. В ворота как раз въехала бронированная машина – автозак. В глубине двора, задушенная со всех сторон асфальтом, росла старая корявая яблоня. Ее не посмели тронуть, срубить. Здесь, в этом тихом дворе-колодце, не сыскать было пучка травы, клочка живой земли, только асфальт, асфальт, асфальт. Но яблоня росла наперекор всему, упорно цепляясь корнями за что-то в своем глубоком подполье. Наперекор всему весной она зацветала – и как еще! По осени приносила урожай яблок. Их рвали водители служебных машин.
Яблоня была местной легендой. И эти здания за ней, окружавшие двор, – о них ведь тоже ходили всяческие легенды и рассказы. Катя сама не раз их слышала. Как и всякие городские байки, они не всегда были правдой. Говорили, например, что вон в том здании в подвале, как раз под главковской библиотекой (самой по себе легендарной), некогда располагался министерский тир. И якобы туда любил приезжать Лаврентий Берия, чтобы лично, собственноручно допрашивать там, размахивая пистолетом, врагов народа во времена борьбы с космополитизмом. Но легенда бессовестно лгала: и зловещий тир никогда не помещался в подвале под библиотекой, и Берия никогда не приезжал в этот двор-колодец, потому что его, двора, и этого здания министерского тогда, в конце сороковых годов, еще и в помине-то не было.