— Прямо перед тобой пулемет. Забросать гранатами.
Не скрою, с умыслом дал команду. Думал: научу Джанбекова гранаты бросать. В таких случаях, на учениях, ребята схватят камень или ком земли — что под руку попадется — и пуляют. А Джанбеков хвать из-за пазухи настоящую боевую гранату, — видно, носил все-таки с собой — размахнулся и выбросил руку вперед.
Первая мысль моя была: а говорил, не умеет гранату бросать. Потом обожгло: что же он делает, ведь так и в своих угодить можно — учение все-таки. Приник к земле, жду. Нет взрыва! Гляжу, а Джанбеков так и застыл с гранатой в распростертой руке. Как на плакате, что обычно у торговых точек военторга висели.
Подполз я к нему поближе, как можно спокойнее спрашиваю:
— Что же ты, куриная голова, и чеку у гранаты выдернул?
Пошлепал побелевшими губами Джанбеков, наконец выговорил:
— Выдернул, лейтенант.
Мне совсем скучно стало. Дело в том, что чеку обратно на место очень трудно вставить.
— Вот, — говорю, — и будешь теперь так до прихода саперов лежать, будто солдат в атаку призываешь.
— Что же делать? — спрашивает Джанбеков.
А я сам ничего путного придумать не могу. Первое, что пришло в голову, — надо людей подальше убрать.
— Встать! — командую солдатам.
Встали ребята, с удивлением глядят на Джанбекова, некоторые поближе подходить стали, обсуждают ситуацию, советы посыпались.
— Кругом! — командую. — Бегом, марш!
Убежали солдаты, остались мы с Джанбековым вдвоем. Он слезно просит:
— Уходи, лейтенант, чего вдвоем погибать. Сам виноват.
Я его успокаиваю, как могу.
— Ты, — говорю, — брось хреновину пороть. Вдвоем придумаем что-нибудь, а один, как пить дать, погибнешь.
Помолчали.
— У меня рука затекла. Не выдержу, — говорит.
— А ты опусти руку, чего как Чапаев на тачанке.
— Боюсь, — отвечает. — Не слушается рука, так подальше от головы и тянется.
— Вот что, — наконец решаюсь я, — бросай гранату к чертовой бабушке, никого из наших впереди нет. Головомойку, конечно, получим, зато живы останемся.
Он с трудом откинул руку назад, сильно замахнулся, а гранату выпустил в последнюю долю секунды. И закрутилась она, милая, совсем рядом, можно сказать, под носом.
До сих пор помню: вертится, как волчок, словно выискивая, куда нас побольнее ужалить. Я прижался к земле, голову обхватил руками, только что маму на помощь не зову. А может, и звал… Только вдруг чувствую: что-то тяжелое навалилось на меня и прижало к земле. И тут — взрыв!
«Все!» — мелькнуло в сознании. Полежал немножко, стал в себя приходить. Замечаю, зеленая трава в ноздрях щекочет, букашка какая-то по пальцу ползет. «Убило, что ли? — размышляю. — Должно убило, раз букашка. По мертвецам обычно разная живность ползает». Прошло еще несколько секунд.