Сон был темный, как безлунная ночь. В темноте этой хищно светились желтым два огромных глаза, смотрели, не мигая, следили. И от этого немигающего взгляда по хребту полз холодок, и пальцы на ногах поджимались от страха.
Из сна Федора выдернули грубо – тычком под ребра, но даже такому пробуждению он был рад. Старик стоял в двух шагах от него, и в наползающем с озера утреннем тумане походил на призрака.
– Вставай, – не сказал, а прокаркал.
Федор попытался встать. Получилось не сразу, но старик даже не подумал ему помочь. Он стоял, скрестив руки на груди, а когда Федор все-таки поднялся на ноги, коротко бросил:
– Пойдем.
И пошел, не оглядываясь, но дожидаясь, широким, стремительным шагом.
Федор двинулся следом. Получалось медленно, от слабости его шатало из стороны в сторону, тропинка перед глазами двоилась и иногда и вовсе уходила из-под ног. Тогда Федор падал, на коленях пережидал дурноту и снова поднимался. Старика он больше не видел, но тропинка все равно вывела его к большому и приземистому деревянному дому. Перед домом сушились сети, на поленнице дров дремал рыжий кот, в пыли копошились куры, откуда-то издалека доносилось блеяние. Картинка была бы идилличной, если бы не грызущая Федора тревога. Он не видел Айви.
На этом острове Федор был чужаком, незваным гостем, потому в дом заходить не стал, присел на старый колун, уперся дрожащими руками в колени, закрыл глаза. Он сидел недвижимо и, кажется, задремал, когда скрипнули дверные петли. Из дома вышел старик с глубокой глиняной миской в руках. От миски шел горячий пар и мясной дух, такой упоительно вкусный, что закружилась голова. Федор был голоден. Чертовски голоден! Желудок завыл, пошел голодной судорогой.
– Ешь! – Старик сунул ему в руки миску и большую краюху хлеба. И в ту же секунду Федор забыл обо всем на свете. Сейчас он мог думать только о еде. Он ел жадно, не дожидаясь, когда похлебка остынет, обжигаясь и фыркая от удовольствия. Он вымакал остатки похлебки хлебом, облизал пальцы. Как дикарь, а не цивилизованный человек. Но сейчас ему не было дела до цивилизации, сейчас его вели примитивные звериные инстинкты. И он по-прежнему был голоден.
– Хватит. – Старик словно прочел его мысли. Впрочем, все мысли были сейчас написаны на лице Федора. – Нельзя тебе много.
– Можно. – Он вцепился в миску, не в силах с ней расстаться. – Еще немного. Пожалуйста…
– Нет. – В голосе старика не было сочувствия, в нем вообще не было никаких эмоций.
– Где Айви?
– Вспомнил?
– Я и не забывал.
Федор врал, в тот момент, как управление телом перехватил зверь, он забыл обо всем, даже об Айви.