Морхольд встал. Милена стояла практически за плечом. Вернее, сидела, поглаживая Жуть, стучащую по доскам хвостом.
– Ты с ней аккуратнее. Она не очень любит совсем незнакомых людей.
– Забавная скотинка, – Милена расстегнула пояс, повесив его на вбитый гвоздь. Голова качнулась.
– Что за пятна? – Морхольд подошел ближе, рассматривая странную штуку. – Как это… витилиго, что ли.
– Не знаю, что такое витилиго, а это отморозень, – Милена приоткрыла кран, выходящий из бака и совмещенный с большой ржавой лейкой от душа, – Дети помечены поцелуем Зимы. Каждый.
– Ясно.
Морхольд взял табурет и сел около лестницы.
– Там в барахле плащ-палатка есть, вроде чистая, – он повернулся к ней, – помочь повесить?
– Зачем?
– Ну… как занавеску.
Милена только улыбнулась. И начала раздеваться. Морхольд тактично отвернулся.
Не хватало еще пялиться на молоденькую и очень даже милую девчушку. Это уж совсем как-то некрасиво. Ладно, сейчас комплексы не в ходу, но тем не менее. Да и она же весьма ничего, если не сказать больше. Крепкая, ладная, веснушки только милее делают. А уж если говорить о том, что помогло ее определить как женщину, ну… Морхольд кашлянул. Его, совсем как мальчишку с прыщами, так и подмывало оглянуться. Да хотя бы чтоб понять – какой же там размер-то? Четвертый или того пуще?
– И кто мне поможет спину потереть? – совершенно естественно поинтересовалась девушка. – А? Никто сюда не попадет снаружи. Окна забиты и высоко, не подняться, дверь мы закрыли. Буран, а в буран даже самые серьезные твари не лезут на улицу.
– Там наверняка есть мочалка, – буркнул Морхольд, – надо было ее взять.
Девушка рассмеялась. Легким женским смехом. Тем, что дает надежды и предвкушение, от которого мурашки начинают бегать эшелонами, заползая в самые непотребные места.
– Забыла… Слушай, ну дай мне ее, пожалуйста, я к стене отвернусь.
Морхольд, немного посидев, встал. Не решаясь обернуться.
Ну хоть тресни, не верилось ему в собственные мысли. Не его поля ягода, не его возраста, не его и все тут. И, значит, вариантов всего два. Самый лучший, если обычные женские штуки, что не смогла вывести даже Беда. Желание управлять мужиками самым простым и древним способом, как его ни назови. Этаким… поклонением Богине, локализованным в узкий временной отрезок и в данного человека. Сейчас вот, в этой весело смеющейся веснушчатой красотке. Либо… про второй вариант ему думать не хотелось. При нем Морхольд переставал уважать самого себя и принимал отсутствие чутья, коим славился всегда, чутьем на «приключения на жопу», обычно заканчивающимся вонью выпущенных кишок, горелого пороха и без меры пролитой крови.