– Что мне теперь делать? – вопрошал Дамкум единственных своих слушателей. – Голос пропал, рука не работает, как петь, как держать бубен? Как я буду зарабатывать себе на жизнь? Что я еще могу? Что? Ни-че-го!
И он снова вытирал мокрый нос, склонял голову к коленям и качался из стороны в сторону, как плакальщица на похоронах. В таком состоянии его и нашли люди. Солнце уже высоко поднялось и грело, грело… Дамкума мучила жажда, в висках стучали молоточки, лицо горело, перед глазами плыли радужные пятна. Люди показались певцу демонами с грубыми неторопливыми голосами. Они что-то хотели от него, тыкали в грудь большими шершавыми ладонями, а потом, не добившись своего, окатили водой, и тогда Дамкум пришел в себя. Он увидел перед собой вовсе не морды демонов, а добродушные лица жителей города Белого Верблюда, и не шершавые ладони обитателей подземного мира приводили его в чувство, а обыкновенные рабочие руки пастухов и земледельцев, которые принесли воды в курдюке. Дамкум припал к его горлышку и пил, захлебываясь, едва успевая глотать воду. Она выплескивалась из курдюка, заливала раскрасневшееся лицо певца, смывая с него и слезы, и сопли, и горечь обиды.
– Спасибо, друзья, спасибо… – улыбаясь во весь рот, благодарил Дамкум и чувствовал себя счастливым в центре внимания, – я спою вам, дайте бубен, я вам спою свою самую длинную песню!
Дружный хохот остановил его порыв.
– Его поскорее надо в тень отнести, а то он не только споет, но и станцует.
– Ага, самый длинный танец!
Люди веселились, глядя на безумца, но в их веселье не было зла, они жалели странного, покрытого песком с ног до головы человека, зачем-то сидевшего под сухим кустом полыни в жару.
– Поднимай его!
Дамкума подхватили под руки, и он тут же взвыл от боли в плече и ребрах.
– Верблюд, верблюд укусил меня, ой, больно, и спина… – Дамкум опять заплакал.
– Что-то здесь неладно… надо отнести его в город, к Цураам…
– К Цураам! Несите меня к Цураам! Я хочу к Цураам! Пусть она попросит Энлиля, и он ниспошлет на это злобное отродье все беды, какие есть на земле. Чтоб ему никогда ни напиться, ни наесться, чтоб ему…
– Быстрее надо, долго он тут просидел…
– Да не так уж и сильно сейчас печет…
Люди удивлялись, поглядывая на плачущего мужчину, и, осторожно поддерживая, вели в город.
Пастухи свистнули своих собак, и те ловкими маневрами, забегая то с одного бока, то с другого, а то и подгоняя одну-единственную овцу, ушедшую от всех, собрали отару. Мальчишки продолжили свой путь, живо обсуждая утреннее приключение и по ходу подгоняя овец, чтобы до жары дойти до тополиной рощицы у еще журчащей протоки и спрятаться в тени от горячих лучей всевидящего Шамаша.