* * *
Цураам не плакала. В ее глазах не осталось слез, все высохли, как ручейки в пустыне. Она даже не смотрела на сына, который лежал, не двигаясь, не дыша, только гладила по голове, вспоминая своего мальчика ребенком с веселыми глазками, неугомонного, всегда убегающего от ее ласк к воинственному отцу.
Персаух научил сына всем премудростям воинского искусства, гордился им, прочил ему власть и заботу о племени в будущем, когда смерть заберет его самого, уже состарившегося и беспомощного, и боги свершат суд над ним, определяя, где его тень проведет вечность. Но случилось так, что не он, старый Персаух, а его молодой сын отправился в Страну Без Возврата[31], и теперь отец заботился о том, чтобы в пути у него все было.
В прямоугольную яму на небольшое возвышение, напоминающее лежанку, положили сына Персауха и Цураам. Он лежал на боку, поджав ноги, словно спал, но в руке сжимал лук, как воин, готовый по первому зову ринуться в бой. Соплеменники щедро снабдили своего защитника всем необходимым для жизни – пусть и в царстве мертвых, где правит богиня Эрешкигаль, у него будет из чего напиться, что поесть и что принести богам в жертву, дабы умилостивить их.
Под одной из стен могилы положили собаку – верного стража человека. Им, этим бесстрашным животным, боги доверили заботу о душах умерших, им открыли способность видеть их и предупреждать живых об их приближении, если кто сумеет выйти из владений сестры Иштар, взгляд которой несет смерть.
Но Цураам как верховная жрица более всего молилась всесильному богу, днем освещавшему мир живых, ночью же отдающему свой свет тем, кто ушел в Страну Без Возврата. Каждый день он правит небесной колесницей, даруя свет и блага, наделяя мудростью достойных, карая нечестивых.
Ему посвятила Цураам свою молитву, восхваляя и прося милости. Жрица пела и прощалась с сыном, оттого ее голос был слаб, и девушки звонкими голосами подхватывали песнь матери, добавляя восхваления всем другим богам, чтобы долетела молитва до правящих судьбами, ублажила их слух, и обратили они свои взоры на людей, жаждущих жизни, ради которой приходилось приносить такую тяжелую жертву.
* * *
Шартум металась в жару. В бусинках пота, осыпавших ее горячий лоб, отражались блики костров. Цураам после похорон сына удалилась от всех, и возле больной девушки дежурили ее соплеменницы.
Парвиз подошел проститься. Он не знал, вернется ли. Его мысли убегали в недавнее прошлое, когда Шартум звонко смеялась, когда он ласкал ее ноги, щекотал маленькие ступни. Сейчас они разбухли и посинели. Парвиз отвел взгляд.