Дверь в ванную скрипнула. Элеонора закрывает глаза. Гад! Подождать не может. Сейчас, чего доброго, предложит потереть спинку. Она категорически откажется заниматься этим в ванной. Откуда здоровье? По движению воздуха и непонятному тихому звону ясно его присутствие. Стремясь выразить взглядом полнейшее презрение, медленно приоткрывает глаза.
Перед ней, лежащей в ароматной пене, стоит Степан. На нем серый пиджак, черные брюки, аккуратно завязанный красный галстук. В одной руке держит поднос с фужером шампанского, рюмкой коньяка и пышным омлетом на тарелке. Во второй — крахмальная белая салфетка.
Элеонора не в состоянии вымолвить ни слова. Он опускается на колени. Ставит поднос на кафельный бордюр ванны. Элеонора пугается, что фужер перевернется, тянется к нему рукой.
— Нет, нет. Сначала рюмку коньяку, — останавливает Степан. Сам берет рюмку, подносит ее к губам Элеоноры.
Она поражена галантностью его поведения. Безропотно делает глоток, второй. Подчиняясь движению его руки, допивает до конца. Морщится, зажмуривает глаза. Когда снова открывает их, Степан держит перед ней фужер с плавно скользящими внутри пузырьками. Во рту аж пересохло от предвкушения холодного шампанского. Элеонора жадно пьет. Оно оказалось кисловатым. Не то что ее любимое. Это другое. Либо паршивое наше, либо дорогое иностранное. Ей все равно. Она набирает полный рот, исчезает под водой и там выпрыскивает кислятину. С привкусом шампуня на губах, выныривает. От совершенной шалости возникает детская радость, подталкивающая шумно шлепать ладошами по воде. Степан смеется и совсем не собирается уклоняться от брызг. Элеоноре жалко заливать его дорогой пиджак. Она протягивает руку к омлету. Цепляет вилкой поджаренный кусочек. Степан молча наблюдает за ней.
— Тебе жарко? — она задает первый из пришедших на ум вопросов.
— Немного.
— К чему этот маскарад? — продолжает есть омлет, оказавшийся безумно вкусным.
— Планы меняются. Заканчивай с ванной и марш одеваться. Натягивай все самое дорогое. По полной фирме. Брюлики во всевозможные места. Каблук не менее пяти сантиметров. А поверх всего свою чернобурку. И улетный макияж. Понимаешь меня?
Элеонора от растерянности погружается с головой в пену. Трудно, лежа в ванне, беседовать с одетым человеком. Почему-то ему начинаешь верить. Вообще голый подчиняется одетому уже потому, что голый. Остается вынырнуть и утвердительно кивнуть мокрой головой.
Степан забирает поднос и выходит. Элеонора внезапно пьянеет. Легкий, бессмысленный абанкураж не дает сосредоточиться. Понятно одно — они вместе куда-то уходят. Замечательно. Он уберется из ее дома. А там уж она найдет повод от него избавиться. Хотя, кто знает? Может, он ее поведет на обед в посольство? С Ласкаратом не было такого посольства, куда бы их ни приглашали.