Новые русские (Рогожин) - страница 93

— Привидение? — уточняет Степан.

— Что-то в этом роде… Мне страшно… Он высасывает мою кровь.

— Неужто вампир? — из трубки звучит явная насмешка.

Элеонора не расположена обижаться, а тем более объяснять по телефону, что произошло. Ей неловко признаться в своих страхах ожидания Ласкарата. Она просто шепчет:

— Приезжайте немедленно… Мне страшно… Я боюсь не дожить до утра.

— О’кей! — в голосе Степана более не слышна ирония. Он по-деловому выясняет адрес и обещает появиться через полчаса.

Элеонора не способна в бездействии ждать его приезда. Она должна чем-нибудь заняться. Время — два часа ночи. До рассвета еще уйма времени. Для начала необходимо решить, как вести себя со Степаном. Сидеть и всю оставшуюся ночь вести с ним светскую беседу мучительно трудно. Предложить ему отдельную комнату для спанья, значит снова остаться наедине с Ласкаратом. Больше всего на свете Элеонора хочет заснуть в безопасности. Не признаваясь себе в единственно приемлемом варианте, она идет в бывшую спальню Гликерии Сергеевны, где в шкафу хранятся вещи Василия. Достает оттуда его банный халат розового цвета, вешает в гостевую ванную специально для Степана. В ванной комнате, выложенной с пола до потолка плиткой под малахит, темное зеркало отражает ее бледное отекшее лицо с размазанными глазами. Забыв о своем страхе, Элеонора спешит в спальню и старательно принимается приводить лицо в порядок. Потом бежит под душ и возвращается в спальню в черном пеньюаре из кружевного шелка с черным бантом под грудью, надетом на прозрачную короткую комбинацию бледно-сиреневого цвета. Достает из шкафа элегантные лодочки на небольшом каблучке, надевает и с пристрастием рассматривает себя в зеркале над туалетным столиком. Последним штрихом служит капля духов «Шанель № 19», подаренных еще Ласкаратом.

Элеонора не заметила, как промчалось сорок минут. Желанный звонок в дверь звенит одновременно с телефонным звонком. Поднимает трубку. Голос Марты Степановны предупреждает: «Мадам, к вам поднимается мужчина. Вы его ждете?» «Да, да, спасибо Марта Степановна, спокойной ночи», — и идет открывать дверь.

На пороге весь в снегу возвышается улыбающийся Степан. Держит перед собой в руках ведро, полное высоких красных роз, обсыпанных бусинками растаявшего снега. Если бы не ведро, Элеонора упала бы в его объятия.

Вы в ответе и за тех, кого не сумели приручить. Эту антитезу известному афоризму Экзюпери Максу подсказала жизнь. Долго он не мог приспособиться к существованию с чужим капризным ребенком. Алевтина с четырех лет упорно называла его дядей, иногда для приличия прибавляя имя Макс. Этим она давала понять, что никаких прав на нее никто не имеет. Поначалу он делал вид, будто не замечает презрительного недоверия, неизвестно откуда берущегося у маленькой девочки. Он подобно клоуну прыгал перед ней в маске зайчика, помогал одевать кукол, катал на деревянной лошадке, водил в зоопарк. Его заботу она принимала как должное, уверенная, что папа поручил этому дяде развлекать и забавлять ее. Сколько раз Максу хотелось схватить Алевтину, перевернуть попкой кверху и отхлестать ремнем или хотя бы свернутой газетой. Но не смел. Не потому, что считал не гуманным, просто рука не поднималась на чужого ребенка. Отцовских чувств он к ней не испытывал. Алевтина своей чуткой детской душой, должно быть, понимала это. В ней копилась озлобленность. Чем больше для нее делали Макс и Вера, тем больше она чувствовала себя обкраденной. Они старались уделять ей максимум внимания, дарили игрушки, возили в театр и цирк, покупали бесчисленные платьица, костюмчики. Алевтина принимала все без благодарности и каждый раз стремилась подчеркнуть свою независимость. Макс часто беседовал с Верой на эту тему и в ее педагогически правильных фразах ощущал душевный холодок, исходящий от жены, в отношении их приемной дочери. Они воспитывали ребенка, не испытывая ни отцовских, ни материнских чувств. Между ними установилась атмосфера временного общежития. Алевтина поначалу дерзила, а с возрастом просто начала хамить. Вера обижалась, плакала, пробовала приспособиться к характеру дочери. Она чувствовала на себе вину за поступок Валентина и желала ублажить Алю любым способом. Макс, наоборот, нашел, как ему показалось, верный тон отношений. Однажды, вместо споров и скандалов, он предложил распоясавшейся девчонке относиться к нему, как к человеку, обязанному дотянуть ее до совершеннолетия. От нее не требуется никаких дочерних чувств, но и от него пусть не ждет ничего, кроме материальной поддержки. Как ни странно, это произвело впечатление. Алевтина отбросила капризы и презрение и стала относиться к Максу как к равному. Отношения стали приятельскими. Иногда хамили друг другу, издевались друг над другом, но чаще дружески похлопывали друг друга по плечу. Веру возмущало их панибратство. Но она молчала, боясь упреков в свой адрес. Так началась дружба между мужчиной средних лет и десятилетней девчонкой.