А тем временем Александра уже и думать забыла о своих былых опытах свободной любви и наслаждалась отношениями с Павлом Дыбенко. Пятидесятилетняя женщина, прошедшая огонь и воду, вдруг обнаружила прелесть нового: «Павлуша вернул мне утраченную веру в то, что есть разница между мужской похотью и любовью. В его нежной ласке нет ни одного ранящего, оскорбляющего женщину штриха. Похоть – зверь, благоговейная страсть – нежность. Есть часы долгих ласк, поцелуев без обязательного финала…» (здесь можно отметить характерное для Амазонки пренебрежение к физическому сексуальному контакту и восхищение почти платоническими отношениями).
На страницах своего дневника Коллонтай откровенничала: «Люблю в нем сочетание крепкой воли и беспощадности, заставляющее видеть в нем „жестокого, страшного Дыбенко“. Это человек, у которого преобладает не интеллект, а душа, сердце, воля, энергия. Наши встречи всегда были радостью через край… Вот эта сила чувств, умение пережить полно, сильно, мощно влекли к Павлу».
В другой записи Александра рассуждает более объективно: «Дыбенко [не «Павлуша», не «любимый»] – несомненный самородок, но нельзя этих буйных людей сразу делать наркомами, давать им такую власть. Они не могут понять, что можно и что нельзя. У них кружится голова. Это я все говорила Ленину. Свердлов не скрывает своей антипатии к такому „типу“, как Павел, и Ленин, по-моему, тоже».
Трезвый анализ или холодность? В одной записи сразу же после слов «милый, милый» Коллонтай написала: «Странно, что я никогда не опасаюсь за его жизнь. У меня одна забота, чтобы он проявил себя дисциплинированным партийцем».
Если думать, что дневнику доверяется самое сокровенное, то Александра Михайловна оставалась холодна к гибели Розы Люксембург, которую считала своей близкой подругой. А вот об убийстве Карла Либкнехта она спустя много лет писала так, как будто это произошло вчера. «Любимый Карл! Ты останешься нашим социалистическим святым», – писала она. Похоже, что для «валькирии революции» главным делом все-таки стала борьба пролетариата, а не любовь и секс, не семейный очаг и дети.
После установления власти большевиков Коллонтай лично от Ленина получила пост народного комиссара общественного призрения в первом составе Совета народных комиссаров. При наркомате Коллонтай создала «Отдел по охране материнства и младенчества» и «Коллегию по охране и обеспечению материнства и младенчества». Она верила, что «политика этих структур строилась на том постулате, что охрана материнства как специфической функции женщины является прямой обязанностью государства».