— Запрудить бы ее, — невнятно пробормотал отец. — Речушки-то запружаем.
— Это чем же — запрудить Волгу? Бабы подолами, что ли, землю натаскают? Головушка! — упрекнули односельчане, но кто-то из них поддержал: — Оно, конечно, не плохо бы воду Волги к нам на поля, тогда не прыгай, как заяц, по чужим краям…
И мы вместе с односельчанами, влившись в непрерывный поток людей, двинулись по этому вот древнему тракту за Дон к хлебу.
Не все дошли туда: многие пали здесь, на боковинах тракта.
— Ужас-то какой! Аким Петрович, — воскликнул академик. — Ну, ваш город завиднелся, Приволжск, — закончил он и тут же тоскливо подумал: «А от Аннушки я уже за сто двадцать километров».
9
Приволжск, дугообразно раскинувшись на берегу Волги километров на шестьдесят, лежал еще в руинах. Часть его, состоявшая когда-то из деревянных построек, ныне представляла собой сплошное пепелище, на котором быстро росли домики, домишки, похожие на курятники. Почти у каждого такого домика красовалось молодое деревцо или палисадник, обязательно огородик, а вон кто-то построил голубятню чуть ли не больше самого домика. В некоторых местах поселки обрывались, тянулись пустыри, или, как их называло местное население, черные пятна, — вот их-то, освещенных электрическими фонарями, и видел Аким Морев, когда теплоход плыл вдоль Приволжска.
До войны центр города был украшен — это хорошо помнит Иван Евдокимович — многоэтажными домами, гостиницами, ресторанами, великолепным зданием театра, гудронированными площадями, дорогами, юными парками. Ныне всюду торчат, как бы угрожая небу, оскалы стен, поблескивают на солнце горы битого кирпича, изуродованные стальные балки-рельсы. Иные улицы так завалены, что по ним ни пройти, ни проехать. То там, то здесь из руин вырастают многоэтажные, красивые и даже, кажется, ажурные здания, жилые дома. Но в первую очередь в глаза все же бросаются развалины, стены, изрешеченные пулями, пробитые снарядами. Кое-где проложены извилистые тропы — в обход воронкам, канавам, нагромождению битого кирпича, изуродованных балок. Некоторые нижние этажи, засыпанные щебнем, уже приспособлены к жилью.
— Ох, сколько придется положить труда, чтобы восстановить город! — произнес Аким Морев. — Страшная штука — война, бедствие для народа. А это что такое? Придержите-ка машину, товарищ Любченко.
В стороне от дороги, на расчищенном пустыре, окруженном развалинами, стоял двухэтажный особняк, огороженный высоким деревянным забором. Дом, забор, ворота, сторожевая будка около калитки — все окрашено в голубоватый цвет. В будке вооруженный милиционер. Все это — окружающие развалины, двухэтажный особняк, высокий забор, будка, милиционер — произвело на Акима Морева такое же впечатление, как если бы он увидел на кладбище буйно играемую свадьбу.