Терзаемый ревностью, Кеба все-таки не удержался от вопроса:
– Он тоже целовал твои веснушки?
– Кто?
Ее вопрос едва можно было разобрать – она лежала, уткнувшись в простыню, и звук получился таким невнятным, что Кеба едва расслышал его.
– Арнольдик твой, – помимо его воли в голос прорвалась досада.
Марина повернула голову, пытаясь взглянуть на него. Впрочем, попытка оказалась нерезультативной, и она просто переспросила в сторону:
– Арнольдик? Откуда вы знаете про Арнольдика?
– Догадайся с трех раз.
Она села, обхватила колени руками:
– Угадаю с первого. Ольга рассказала.
Ему не хотелось вмешивать Оленьку. По крайней мере, если нельзя совсем ее не упоминать, то пусть ее участие будет сведено к минимуму.
– Не совсем правильно. Она только подтвердила.
– Подтвердила что?
– Что у тебя есть еще кто-то.
Марина посмотрела на него долгим, пронзительным взглядом. Она даже сейчас была такой же грустной и равнодушной, несмотря на животрепещущую тему.
– А откуда взялись первоначальные сведения?
Кеба солгал:
– Я видел вас вместе. Потом поинтересовался у Оленьки, она и назвала имя – Арнольдик.
– Видели, говорите? – Маринка оживилась чуточку, но совсем не в сторону веселья. Взгляд ее стал колючим, подозрительным. – Ну и как мы вместе смотрелись? Как вы думаете, мы с ним будем хорошей парой?
– Он же бросил тебя, как ты могла к нему вернуться?
– А когда вы нас видели?
Кеба задумался. Когда же он мог бы их видеть, хотя бы теоретически? Исходя из трехнедельной задержки, можно предположить, что еще совсем недавно они были вместе.
– Неделю назад.
– А, – улыбнулась Марина. И впервые после размолвки ее взгляд потеплел. – Врунишка!
– Ну, может, две недели, я точно не помню.
– Тогда почему спрашиваете только сейчас? Врете вы все, Геннадий Алексеич! Никого вы не видели, просто Оленька не сдержалась, разболтала. Да вы не переживайте – я сама справлюсь с проблемой.
– А чего бы я переживал? Пусть Арнольдик переживает.
Она дернулась, будто своим замечанием он ее оскорбил. Чего, спрашивается? Сама же сказала, что от Арнольдика беременна!
Взглянула растерянно, и резко отвернулась. Съехала с высокого ложа, засобиралась.
– Стой! Ну Мариш, я что, опять тебя обидел? Я уже не ревную, так просто спросил. Я же понимаю – я тебе никто, не имею права ревновать. Конечно, мне немного обидно, но совсем чуть-чуть, самую малость…
– Малость, говорите? Это хорошо, что вы неревнивы, Геннадий Алексеич. Это хорошая черта, а главное, нужная. Она вам еще очень пригодится в жизни. А я все-таки пойду, меня Арнольдик ждет.
– Но он же тебя опять бросил! Неужели ты снова его простишь?