И те роли, которые давали Джилл все эти продюсеры, режиссеры, ассистенты режиссеров, были лишь ничтожной платой за ни с чем не сравнимый экстаз.
По всему городу пошла слава о Джилл, что никто так не обработает мужчину, как она, и все хотели получить свою долю удовольствия. Джилл никому не отказывала, но с каждым разом в ней оставалось чуточку меньше любви и уважения к себе, их место занимали злоба и ненависть.
Девушка не знала еще, когда и как, но была уверена: настанет день и она заставит этот город заплатить за все, что с ней сделали.
Джилл сыграла во множестве рекламных роликов, кино и телефильмов. Она появлялась в роли секретарши, произносившей: «Доброе утро, мистер Стивенс», няньки, успокаивающей родителей: «Желаю хорошо провести время, не беспокойтесь, я вовремя уложу детей», лифтерши, объявляющей: «Следующий этаж – шестой», и девушки в лыжном костюме, кокетливо признающейся: «Все мои подруги курят “Данхилл”».
Но ничего не изменилось. Джилл по-прежнему оставалась безымянным лицом в толпе. Она работала в шоу-бизнесе, но по-настоящему так и не стала «избранной», и сама мысль о том, что именно так придется провести всю жизнь, была непереносима.
В 1966 году умерла мать, и Джилл приехала на похороны. День клонился к вечеру, на заупокойной службе было всего человек десять – ни одной женщины из тех, на кого долгие годы гнула спину миссис Цински. Пришли несколько набожных сектантов, истово веривших в Судный день и кару небесную для грешников. Джилл вспомнила, какой страх вызывали у нее религиозные собрания. Но мать находила в них своего рода утешение, средство изгнать мучивших ее демонов.
Неожиданно Джилл услышала тихий знакомый голос:
– Здравствуй, Жозефина.
Она повернулась – он стоял рядом. Джилл взглянула в его глаза, и случилось странное: как будто и не было разлуки, они по-прежнему принадлежали друг другу. Годы наложили печать зрелости на его лицо, выкрасили серебряным цветом виски. Но он не изменился, он по-прежнему был Дэвидом, ее Дэвидом. И все же они стали чужими.
– Прими мои соболезнования, – прошептал он.
И Джилл помимо собственной воли ответила:
– Спасибо, Дэвид.
Все выглядело так, как если бы они разыгрывали сценку из спектакля.
– Нам нужно поговорить. Сможешь встретиться со мной сегодня вечером? – с настойчивой мольбой спросил Дэвид.
Джилл вспомнила о том последнем вечере, когда они были вместе, об их любви, обещаниях, мечтах…
– Хорошо, Дэвид, – сказала она.
– На озере? У тебя есть машина?
Джилл кивнула:
– Я буду там через час.
* * *
Когда вошел Дэвид, обнаженная Сисси стояла перед зеркалом, рассматривая себя перед тем, как одеться к званому обеду. Он прислонился к стене, наблюдая за женой, оценивая ее совершенно бесстрастно, не испытывая к этой женщине никаких чувств. Сисси была прекрасна. Она заботилась о своем теле, сидела на диете, постоянно делала гимнастику. Хорошая фигура была главным сокровищем Сисси, и Дэвид имел все основания думать, что она делила это богатство с другими: тренером по гольфу, инструктором по лыжному спорту и преподавателем летного дела. Но Дэвид не осуждал жену – он и Сисси уже давно спали в разных комнатах.