Вдруг он увидел перед собой Сирру. На минуту он остолбенел от удивления: неужели это ужасное создание имело двойника? Как попало оно сюда, тогда как должно было сидеть в тюрьме палача? Заметив кади, Сирра страшно испугалась, но со свойственным ей присутствием духа сейчас же хотела ускользнуть от него и потихоньку выбраться из галереи. Но Гамид-кади дал знак своим слугам схватить ее, что им удалось сделать уже во дворе. Затем он приказал им отвести пойманную к палачу, так что к рассвету Будимир снова имел в своих руках ускользнувшую от него жертву. На этот раз он позаботился поместить ее в более надежную камеру, чтобы она еще раз не бежала от него, и сам принялся караулить свою жертву.
Кади отправился к султану представить ему на утверждение приговор, присудивший мнимую пророчицу к смерти на виселице, и Абдул-Азис скрепил его своей подписью. Он боялся пророчества, заранее предсказавшего ему скорое низвержение с престола, и думал уничтожить его действие, бросив в тюрьму и казнив пророчицу.
На следующий вечер, тотчас после заката солнца, пророчица должна была быть повешена на той площади, вблизи которой совершила она свое мнимое преступление над старой Ганифой, так как никто не хотел и слышать ее оправданий.
Перед деревянными воротами Скутари на песчаном, обнаженном холме палач построил виселицу, форма которой знакома каждому и на которую всякий смотрит не иначе, как с тайным ужасом. В отсутствие свое Будимир поставил своего помощника перед дверью камеры, где была Сирра, чтобы на этот раз уже не выпустить ее из рук, а сам принялся за работу. Сначала он полагал, что мнимая пророчица будет сожжена, и приготовил уже все нужное для устройства костра. Теперь же ему нужно было только поставить виселицу, что было для него делом привычным. Так как Будимир работал над виселицей один, то настал полдень, а она все еще не была готова.
В этот день вечером, тотчас после заката, должна была совершиться казнь лжепророчицы. Был пасмурный, холодный, зимний день, и обитатели Константинополя, по-видимому, не желали выходить из своих домов. К тому же только немногие знали о предстоящей казни: Мансур-эфенди предпочел ничего не разглашать о ней и не делать ее публичной, он не знал еще, какое впечатление произведет на чернь казнь прежде всеми почитаемой чудом и многими посещаемой пророчицы. Могло дойти до возмущения, до демонстрации, и хотя в подобном случае одного торжественного появления его на месте казни в сопровождении его свиты было бы достаточно для удержания фанатичной толпы, но все-таки такой мятеж мог иметь дурные последствия, и было бы лучше совсем избежать его. Если бы только Сирра закончила свою жизнь на виселице, всякая опасность была бы устранена. Тем не менее вид виселицы все-таки привлек несколько любопытных прохожих, они подошли к эшафоту, но нашли там одних кавасов, от которых не могли получить никаких сведений.