— Да, мадемуазель. Но я должна уложить Анри. Он зевает, ваш херувим.
— Я уложу его! — воскликнула Анжелина.
— В таком случае, Энджи, загляни в платяной шкаф, который стоит в коридоре. Там хранятся некоторые из твоих нарядов, — посоветовала старая аристократка.
Намек был прозрачным. Жерсанда де Беснак ненавязчиво, но твердо велела Анжелине переодеться. «Я не могу за это на нее сердиться, — думала Анжелина, держа Анри на руках. — Этой зимой мадемуазель потратила на меня целое состояние. Она хотела, чтобы я выглядела элегантной в Люшоне, в семье доктора Коста».
Анжелина с отвращением вспомнила о часах, проведенных в роскошном доме семьи доктора Филиппа Коста. Циничная, эксцентричная мать ее жениха все время ставила молодую женщину в неловкое положение.
«В конце концов я бросила ему в лицо, что мой отец — простой сапожник, но я не стыжусь этого! — вспоминала Анжелина. — А когда Филипп принялся упрекать меня за мое поведение, я рассказала ему о своем прошлом, в том числе и о том, что у меня есть ребенок».
Анжелина почувствовала, как к горлу подкатил ком. Она расцеловала своего малыша. Ей не терпелось выразить свою нежность, свою неутоленную материнскую любовь.
— Мой прекрасный малыш! — прошептала она ему на ушко. — Настанет день, когда мы будем вместе, когда ничто уже не сможет нас разлучить. Ты мое сокровище, мое единственное сокровище.
Для своих двух с половиной лет мальчуган был очень развитым ребенком. Он, озадаченный, посмотрел на Анжелину, а потом тоже поцеловал ее. К этой молодой женщине, которую видел ежедневно, Анри проявлял повышенный интерес и питал глубочайшую привязанность. Розетта утверждала, что Анри вел себя с Анжелиной по-особенному, словно в глубине душе чувствовал, что она была ему самым близким человеком.
Со слезами на глазах Анжелина одела Анри в пижаму и расчесала волосы, восхищаясь их шелковистостью. Положив малыша в кроватку, она села рядом и стала напевать на местном диалекте колыбельную, широко распространенную в ее родном краю, ту самую, которую пела сыну в вечер его рождения.
«Господи! Сколько еще раз эти слова будут ранить меня? — спрашивала себя Анжелина. — Одна в пещере Кер, прижимая своего малыша к груди, я думала о Гильеме, который, как и в песне, был далеко от меня. А теперь я говорю себе, что эти высокие горы мешают мне видеть моего возлюбленного. Да, но кто он, мой возлюбленный? Луиджи! Почему он не возвращается? Ведь он так ловко умеет перевоплощаться, проникать в любые места незамеченным! Он мог бы приехать в наши края хотя бы для того, чтобы узнать, арестовали ли истинного преступника!»